Девятнадцатый тик весны

За столом сидел обрюзгший Лозинский и пил клейстер.

- Фамилия?

- Штирлиц.

- Может, ты и Штирлиц, а может, и не Штирлиц. Кто

тебя знает? Может ты - русский SysOp?

Штирлиц подошел ближе и сел.

- Слушай, Лозинский, не возникай, я в Critical

Zone страшен.

Тот, не ожидавший такого нахальства, разинул рот.

А Штирлиц издевательским тоном продолжал:

- Ты мне сейчас тонерку обеспечь, а потом позвони

моему другу Мюллеру, а иначе я могу и переднюю панель

твою свинскую набить...

Штирлиц еше бы долго изголялся, полицию он не лю-

бил с детства, но Лозинский вдруг стукнул кулаком по

столу, так, что подпрыгнула чашечка с расплавленной

резиной, и заорал:

- Молчать!!!

- Не ори, - попросил Штирлиц.

- Встать, когда разговариваешь с офицером!

Штирлиц был спокоен как Турбо Пролог.

- Я, штандартенфюрер СС фон Штирлиц, - по слогам

произнес он, - не люблю, когда в моем присутствии орут

всякие мерзавцы. Я требую тонер и Мюллера, иначе обь-

являю втрусование сроком на 200 тиков. Неужели ваш

дурной процессор не в состоянии прерваться, что надо

побибиэсить моему любимому другу детства Мюллеру, и я,

наконец, больше не буду иметь удовольствие видеть ваш

гнусный монитор?

Завернув такую блестящую фразу, Штирлиц про себя

порадовася и гордо улыбнулся. Лозинский позеленел от

злости.

- Молчать!!!

Штирлицу Лозинский совсем перестал нравиться, он

собрался дать обнаглевшему полицейскому в зубы и дал.

Конвоиры бросились к Штирлицу, но опоздали. Лозинский

ударился в висящий на стене портрет Филиппа Канна в

полный рост, портрет упал.

Штирлиц, отбросив конвоиров, гневно закричал:

- Оскорблять великого товарища Канна! Да я теперь

сам не уйду отсюда, не начистив ваши легавые морды!

С большим трудом разбушевавшегося Штирлица водво-

рили обратно в камеру. Штирлиц долго буянил, бил каб-

луками в дверь, ругался на неизвестном языке, потом

немного успокоился и запел:

- Затикан в тяжелом IRET'е...

Очнувшийся Лозинский нервно почесал в затылке,

где от удара о портрет Канна вздулась огромная шишка.

"Чертов портрет, теперь месяц болеть будет, не

портрет, а сплошное недоразумение".

Он походил по кабинету.

- Как бы чего не случилось... Мюллер шутить не

любит... Что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?

Может все таки позвонить... на всякий случай...

И он позвонил Мюллеру. Шеф Гестапо сказал "ну-ну"

и сделал Hang-Up. Лозинский, пожелтевший от страха, не

знал, куда деваться. Он ходил из угла в угол, изредка

посматривая на злополучный портрет Канна и потирая

шишку на голове.

Через полчаса приехал сытый и добродушный Мюллер.

- Какой Штирлиц? А, друг моего детства... Так что

же вы его сразу не отпустили?

- Что вы, группенфюрер! А вдруг он - русский

SysOp?

Мюллер загадочно улыбнулся. Они спустились в под-

вал к Штирлицу. Лозинский резко постучал в закрытую

дверь, за которой Штирлиц горланил очередную песню.

Штирлиц ответил коротко, тремя словами. Лозинский дол-

го и униженно умолял Штирлица извинить его, глупого

легавого AIDSTEST'а, и через полчаса Штирлиц его

простил. Он вышел из камеры и, не обращая внимания на

стоявшего на коленях вирусолога, сердечно поздоровался

с Мюллером. Старые друзья обнялись, вспомнили детство.

Штирлиц пожаловался, что его здесь обижали и плохо

кормили. Лозинский от стыда желал провалиться сковозь

землю.

Мюллер и Штирлиц вышли.

- Штирлиц, как же вас угораздило попасть в этот

гадюшник?

- Так получилось. Был в ВЦ с одной... Ну вы ее не

знаете... Тут вдруг формат... А разве прилично, когда

при даме формат? Полез разнимать. Никогда, дружище, не

разнимайте дерущихся. Неблагодарные скоты!

Голос Штирлица звенел от поддельного негодования.

"Штирлиц, - улыбался Мюллер, - столько лет живет

в Германии, а до сих пор не научился нормально писать

на Паскале. И откуда у него этот ужасный бейсиковый

акцент? Нет, пока Штирлиц трезв, с ним просто противно

разговаривать. Вот когда выпьет, да, он говорит как

коренной паскалист. Пожалуй, надо выпить."

- Кстати, Штирлиц...

Они переглянулись.

- Что за вопрос!

Друзья детства понимали друг друга с полу 4тика 0.

Мюллер взял Штирлица под руку, и они направились в

ближайший ВЦ.

Г Л А В А 4

В бункере Гитлера уже третий час длилось совеща-

ние. Перед большим монитором восседали высшие офицеры

Рейха. Под портретом великого фюрера сидел сам великий

фюрер, грустный и задумчивый. На него никто не обращал

внимания. Обсуждалось два вопроса: почему прогорели на

Курской бирже, и как бы напроситься к Штирлицу на день

рождения.

- Мало брокеров, - гундосил Гимлер.

"А в штабе много идиотов", - думал всезнающий

Мюллер.

- Мало компьютеров...

Генерал фон Шварцкопфман встал, прокашлялся,

высморкался в зеленый носовой платок и прохрипел:

- Господа! На Курской бирже мы прогорели не из-за

того, что было мало брокеров и компьютеров, которых у

нас, слава богу, хватает, а из-за наглости русских

SysOp'ов. Командующему немецкими брокерами на Курской

бирже генерал-фельдмаршалу Фон Клюге они подложили,

извиняюсь, на сидение "Микрошу"!...

Все оживились.

- Да, да, господа! Русскую "Микрошу"! Вследствие

этого командующий упал со стула и получил ранение. И

без мудрого руководства немецкие брокеры, - генерал

вытер слезу, - не знали, чего продавать.

Борман мерзко ухмыльнулся. Это по его приказу Фон

Клюге подложили "Микрошу". Шутка удалась.

- Так, - сказал Гитлер.

Воцарилась тишина.

"Почему я не программист?" - горько подумал фюрер.

Через несколько секунд умному Гебельсу случайно

пришла в голову мысль.

- Надо уничтожить SysOp'ов, и мы захватим Россию.

- Не проще ли уничтожить "Микрош"? - предложил

Гиммлер.

- Так, - сказал Гитлер.

Все снова замолчали.

"Ну почему же я не программист?" - страдал вели-

кий фюрер.

- Надо вывести всех "Микрош" из России,- глубоко-

мысленно сказал Геринг.

- И тогда в России нарушится техническое равнове-

сие, - подхватил Гиммлер, - и SysOp'ы сойдут с ума.

- Гениально! - восхитился подхалим Шелленберг.

- И мы тогда покажем русским еще одну Курскую

биржу и еще один Scotts Valley.

- Гениально! - орал Шелленберг.

- Так.

Гитлер поднялся, обошел стол, встал за спиной

Бормана и похлопал его по потной лысине.

"Господи! Ну почему же я не программист? Почему не

он, не Геббельс, а именно я?"

И фюрер пошел к Нортону. Все проводили его со-

чувствующими взглядами.

Дверь за Гитлером закрылась. Разговор возобновился.

- Предлагаю закодировать операцию словом "Ду-

бельс", - предложил Геббельс.