Мария Никитина - Все о челюсти и не только…

Конечно, я понимала, что они правы и надо попробовать изменить ситуацию. Поскольку хирургическое вмешательство стало неотвратимым, мне захотелось максимально его облегчить.

Операция должна была проходить под общим наркозом, при одной мысли об этом мне становилось плохо. Как-то мне делали общий наркоз, я перенесла его ужасно – тошнота, рвота, перевозбуждение, и это еще далеко не все симптомы. Поэтому первым делом я решила отделаться от общего наркоза и уговорить врача на местную анестезию.

Со своей проблемой я обратилась к зав. отделением. Это был пожилой худощавый мужчина с серьезным, спокойным и внимательным взглядом. Порой он был способен смеяться, как ребенок, и проявлять удивительную для его возраста живость и активность. К пациентам он относился доброжелательно и помнил всех, кто с чем лежит, и это при их-то текучести. Его профессиональная память меня удивляла, но потом я пришла к выводу, что это результат многолетней работы. И вообще, сравнивая нынешнее поколение врачей с пожилыми, много лет проработавшими, приходится констатировать несомненное превосходство вторых как в ответственном отношении к делу, так и в добром расположении к людям. Чувствуется, что клятва Гиппократа для них не пустой звук. Ну так вот, зав. отделением был в своем кабинете.

– Здравствуйте, – сказала я. – Николай Анатольевич, завтра мне будут делать операцию. Можно ли применить местное обезболивание, а не общий наркоз, потому что общий я плохо переношу?

Он секунду подумал и сказал: «Хорошо. Мы сделаем Вам ультракаин. Ага?»

Я, конечно, «агакнула» в ответ, хотя название препарата мне ничего не сказало, но я надеялась, что он-то знает, про что говорит.

– Мне в прошлый раз, – снова обратилась я к нему, – когда чистили остеомиелит в областной стоматологии, разрезали только десну от зубов. Может, так же сделать?

Врач озадаченно на меня посмотрел, будто засомневался в том, что человек перед ним достаточно хорошо понимает, куда и зачем лег.

– Нет, мы не будем в потемках неизвестности нащупывать воспаление, – сказал он.

Я не особенно огорчилась и продолжала.

– Николай Анатольевич… Можно ли, чтобы именно Вы сделали мне операцию?

Врач, задумавшись, посмотрел сквозь меня, ничего не ответив. Видимо, никакого решения он пока не принял. Несмотря на его молчание я не теряла запал и решила изложить следующую свою проблему, и сказала, что когда снимала мост, готовясь к операции, сломала зуб, а теперь волнуюсь, можно ли будет его нарастить.

Пожилой доктор проявил понимание и даже постарался по-своему утешить, сказав: «Хорошо, что это случилось не во время операции». С ним было трудно не согласиться, поэтому я кивнула, и, придя в палату, стала психологически готовиться к завтрашнему дню.

Через некоторое время зашел врач и сказал, что операция будет точно завтра и оперировать будет он. Мне стало значительно спокойнее от того, что буду в руках опытного хирурга.

Весь следующий день прошел в ожидании момента, когда меня позовут в операционную. Наконец зашла медсестра и назвала мою фамилию.

Операционная располагалась на 1 этаже, там было неуютно и холодно. Я села на указанный стул и стала ждать своей очереди. До меня доносились голоса. Кого-то будили после наркоза, громко называя по имени. Теперь надо было идти мне. Я мужественно легла на операционный стол, мне показали, за что держаться руками, и протерли лицо и рот спиртом. Пришел врач, сделал обезболивающие уколы, а потом сказал: «А давайте еще, не будем жалеть». И уколол еще. Мне хотелось сказать ему спасибо, но я не могла, потому что операция уже началась, и я слышала, как трещит десна, и чувствовала, как сверлят челюсть. Сказать, что было страшно – значит, ничего не сказать. Только молитва помогала мне справиться со страхом. Сначала я пыталась по привычке дышать носом, поэтому время от времени говорила врачу: «Дышать». Он сколько-то ослаблял хватку, но это мне мало помогало. Хирургическая медсестра, не понимая, что мешает моему дыханию, спросила его: «Че это она все дышать, да дышать?»

– Так я ей латеральный хрящ пережал, – ответил врач, не придавая этому факту особого значения.

Я не знала что такое латеральный хрящ, но исходя из того, что мне зажали ноздри, этот самый хрящ, несомненно, должен был быть где-то тут. Теперь я поняла: либо задохнусь, либо начну дышать ртом. Последние годы из-за лимфаденита мне не приходилось это делать. Задышав ртом, почувствовала значительное облегчение.

Во время операции ассистент, наверно от напряжения, раза два ронял мне на голову тяжелые металлические предметы. Я невольно вздрагивала, но старалась лежать неподвижно, так как любое шевеление головой рядом с мужчиной со скальпелем казалось мне неразумным. Позднее, рассказывая девчонкам об операции и отмечая преимущества местной анестезии, я со смехом сказала: «Зато теперь точно знаю, кто ронял мне на голову инструмент».

Моя ревизия челюсти подходила к концу. Врач сказал: «Ну вот, мы и закончили. Не заросший ход зачистили. Там, где болело, все убрали. Кость отполировали». Потом постучал чем-то металлическим по моей носовой кости и продолжал: «Это у нас нос, но здесь нам искать нечего, – затем постучал по кости слева, – а тут у нас гайморова пазуха, мы там тоже искать ничего не будем». Благодаря этому экскурсу я теперь знала, где у меня что, но от одной мысли, что они могли еще и там что-то искать, мне стало нехорошо, и я сказала низким голосом: «НЭ надо».

По ощущениям операция длилась минут 20–25. Внезапно возникло чувство усталости. И вот доктор начал накладывать швы. Делал он это, как мне показалось, довольно долго. Видимо, поняв мое состояние, врач сказал: «Еще два шва».

После этих слов у меня отлегло от сердца и в душе возникла радостная легкость от того, что скоро уже все закончится.

Доктор наложил последний шов и вышел. Медсестра сказала, что можно вставать. Я встала и ощутила некоторую слабость. Пройдя операционную, села на стул у входа и нырнула ногами в босоножки. Напротив стояли врачи и снимали халаты, операции на этот день были закончены. Мне почему-то хотелось поделиться впечатлениями, и я попыталась пошутить.

– Неужели я жива?

Выражение лиц у докторов были непроницаемы, казалось, они не слышат меня. Не дождавшись ответа, но, не теряя надежды обрести собеседника, я продолжила.

– Второй раз мне такое не выдержать.

– Главное, чтобы не пришлось второй раз делать, – откликнулся пожилой врач.

От одного предположения, что подобное может повториться, сердце сжалось в груди. Испуганно взглянув на него, я спросила:

– Что, не нашли?

– Нет, – ответил врач, – гнойного секвестра не обнаружили.

– Загадка для врачей.