Александр Шушеньков - Дерево, или По ту сторону Зла и Добра

Кажется, звали ее Лариской.

Тут Андрей начал в воспоминаниях путаться.

Вроде бы на первой остановке они оказались рядом, и он воспользовался моментом, чтобы познакомиться, потрепать ее грудь чисто по-дружески, да сказать восхищенно: «Какие люди!»

Кажется, с ней был какой-то здоровила. Вроде бы о чем-то беседовали… Или спорили? А может, ругались?

С кем?

С Полстаканом, Шурой и Лукой?

О чем?

То, что он им пел «Я встретил вас, и все былое», Андрей помнил.

То, что доставал «Ливенское» – помнил. А вот пили ли они его? И что было дальше?

Охо-хо, как же болит голова!

***

Шура с Полстаканом возлежали в тени раскидистого бука (а может, впрочем, это был ясень или дуб?) на одном из привалов в Карпатских горах.

Из «Икаруса» вылез гномообразный человечек – председатель профкома глуповского завода «Молот и серп» Федор Рагозин. Вид его был страшен и вызывал в памяти легенды о валахском садисте-вампире Дракуле: всколоченные рыжие длинные волосы, безобразная редкая щетина на щекастом лице, мешки под глазами. В довершение всего в правой руке у него находился исполинский серп, такой же, как те, что вез на продажу Шура. Одетый в растянутый красный спортивный костюм-трико, карлик со зловещим серпом словно воплощал посланца ада.

Он был нетрезв.

В левой руке у Рагозина внезапно появилась бутылка. Откуда она взялась, Шура не понял, но в следующее мгновенье председатель профкома стал открывать пробку. Серпом. Зрелище было сюрреалистичным: закат, Карпаты, и зловещий гном, безуспешно сдирающий серпом водочную пробку на фоне красного неба.

С тяжелыми вздохами подошел и присел под деревом гомпозитор Лука с железной кружкой в дрожащей руке.

Приятели заговорили об общем знакомом – Валерии Юрьевиче Бедотове.

– Вибратор несет чепуху, – пробормотал Лука. – Может, он свихнулся? Про Курск рассказывает. «Она» говорит, утонула. Курск – «она»?

– Дурак, – прокомментировал Полстакана. – Он на сексе помешался. Как и Андроид. Для него везде – «она». Только о бабах и думает. Меня, говорит, в пять лет сестры с собой спать укладывали. В «больницу» играли. И, значит, интересовались друг другом. Понятно?

– Еще бы! – поддержал Шура. – Мне он тоже рассказывал.

– Они все на сексе помешались, – презрительно вставил Лука. – У меня батя, тоже, чуть деньги завелись, покупает шампанское и едет к своей Маньке-танцовщице. Ей скоро сорок пять будет. Подарки ей покупает. А я вынужден супчик без мяса есть.

– А чего сам никуда не устраиваешься?

– Куда? Я же концертмейстер. Что же мне, в дворники идти? Руки-то, они не казенные, и пальцы музыкальные не из жопы растут! А мне еще симфонию надо успеть написать перед смертью.

– Вибратор еще сказал, что в Видяево подъезды обшарпанные, – подключился к разговору Шура.

– Какое «Видяево»?

– А он и сам не знает. Говорит: надписи в мозгу загораются. Про десятидолларовых проституток.

К ним подошел покачивающийся гном Рагозин, содравший наконец серпом крышку с бутылки.

– Слыхали? – спросил защитник прав трудящихся. – Буш в нас деньги вкладывать собирается. Куриные ноги присылать. Говорит, что дерьмократы в Кремле способны гарантировать американцам безопасность надежнее, чем их ракеты. Что скажете?

– Лучше дружить, чем воевать, – меланхолично ответил Шура.

– Вот именно, – поддержал Полстакана. – Они нам тушенку по «ленд-лизу» поставляли, так мы ее в армии в восьмидесятом году еще ели. Отличная тушенка, на банке дата – сорок четвертый год!

Рагозин поморщился. Он не ожидал такой поддержки классового врага, и попытался переменить тему:

– Ельцина скоро скинут. Съезд смотрели?

– Смотрели, – зевнул Шура. – Ну, и что? Всем плохо. Но это ж понимать надо: новая власть рождается. А вы хотите, чтобы без мук?

– Да я одного хочу, – огрызнулся гном и взмахнул серпом, – чтобы зарплату вовремя выдавали. Чтобы пушки наши покупали! Вот, видите – орудие трудового крестьянства. На гербе нашем – серп и молот. А я вынужден ими, можно сказать, вразнос торговать. Это я-то, сын генерала КГБ? А?! Мне тридцать лет, я окончил журфак МГИМО, назначен председателем профкома огромного завода. Пушки делаем для армии. А должен ездить и торговать серпами. А раньше, пожалуйста: езжай на Золотые Пески и загорай! Никаких серпов не надо было в чемодане таскать. Купил себе «Бычьей крови», и загорай на пляже! В Варну можно было съездить, в Сопот. Я, может быть, космодромом хочу командовать, а меня «роботом Федором» зовут. Профсоюзы – школа коммунизма!

– Некоторые в Сопот ездили, а другие у станка горбатились! – ухмыльнулся Полстакана. – Вот теперь и посиди в нашей шкуре.

Гном хотел сказать что-то нехорошее, но передумал. Даже лежа на траве, Полстакана был так огромен, что спорить не хотелось. Пришлось отступить и пойти на поиски более достойных собеседников.

За кустами раздались приглушенные сдавленные характерные звуки – словно кто-то захлебывался словами.

– Ройял штука сильная – понимающе прокомментировал Полстакана. – Это не то, что нынешний конституционный кризис.

– А Гайдара повесить за яйца! – прокричал гном уже в отдалении другой утомленной группе туристов. – Вы поглядите на его толстую физию ! Да в ней Хасбулатов вместе с Руцким запросто поместятся, и еще для Зорькина место останется! Придет время, и мы его утопим, как таксу в банке! Ну, за Баркашова!

– Причем тут Баркашов? – спросил Полстакана Шуру. – Это же все коммунисты! Они страну до ручки довели, а нам теперь расхлебывать. Еще год, два, и все у нас будет. Я, например, золотом думаю заняться. Сейчас ары скупают разное электронное барахло, приборчики с цветным металлом.

Из автобуса вылез помятый Андрей Пикоян в темных очках. Он подошел к приятелям, и, заслышав последние фразы Полстакана, пробормотал:

– А мне зарплату не платят почему?

– Мне тоже не платят, ну так что ж? Терпеть надо.

– Ты в курсе, что цены на энергоносители повысили?

– Новая власть рождается, а ты хочешь, чтоб без мук? – поддакнул Шура. – Потерпи, сестра!

– Желудку не прикажешь, – вздохнул Пикоян, снял очки и показал на подглазные синяки. – Не знаете, откуда это у меня?

Лука присвистнул:

– Ого! Где это ты?

– Вот я и спрашиваю, – ответил с новым вздохом Пикоян. – Ничего не помню! Вроде, вел себя, как всегда, культурно. Может, арии петь начал?

– А вот за вымя чужих телок хватать не надо! – многозначительно произнес Полстакана. – Она, может, не хотела.

– Чего не хотела? – насторожился Пикоян.

– Андрюха, не будь дураком. Если бы не я, у тебя синяк был бы и на заднем проходе. И притом не один.

Наступила тишина, и только слышалось беззаботное пение карпатских птиц, которых не волновали ни синяки Пикояна, ни растущие цены на энергоносители, ни съезды народных депутатов, ни торговля советскими серпами в Венгрии.