Кирилл Перемет - История игрушек Дядюшки Сэма. Факты об армии США с иронией

Началось все это безобразие с мятежом, пальбой и блэкджеком в 1764 году, когда Власти Великобритании пришли к однозначному выводу, что жители их североамериканских колоний феноменально зажрались. Система держалась тогда на определенном балансе – колонисты переплачивали втридорога за любую мелочь из метрополии, зато они… практически НЕ ПЛАТИЛИ налоги. По данным Элвина Рэбушки, автора труда «Налогообложение в колониальной Америке», на 1714 год средний обложенный поборами британец «заносил» в казну налогов больше, чем житель Массачусетса в 5,4 раза, чем житель Коннектикута в 18 раз, чем житель Нью-Йорка в 6,3 раза, чем житель Вирджинии в 15,5 раза. И в 35,8 раз больше, чем обитатель благословенной земли пенсильванской! Причем все 13 колоний жили, как им заблагорассудится, имели собственные разнотипные фискальные и финансовые системы, а налоги американцы платили (если вообще по недоразумению платили) зачастую натурой, при этом морская торговля вообще на 90% являлась контрабандной. И все были предосудительно и злокозненно довольны этим обстоятельством.

Несчастная же Родина купалась в долгах как в шелках, к 1763 году имея долг в 132.600.000 фунтов стерлингов, при государственном бюджете в 24.000.000 фунтов. Оттого Родина и разродилась целым набором законов, по которым любимым подданным следовало жить намного скромнее. Тогда премьер-министр Джордж Гренвилл хитро снизил налог на мелассу и патоку (ингредиенты для производства рома) с 6 до 3 пенсов за 1 галлон. НО. При этом кардинально ужесточил таможенные правила, что вызвало бурю возмущения в среде колонистов. А в 1765 году Гренвилл наступил колонистам на причинное место двумя ногами сразу, введя уже «Гербовый Сбор» – плату в казну за все виды юридических услуг. И обойти это оказалось тупо невозможно. Любимым подданным, естественно, такая резкая забота со стороны обожаемой Власти пришлась не по вкусу. От слова «абсолютно». Самое замечательное, что жителей колонии напугали не собственно высокие налоги. А возможность их введения, о чем пишет американский историк Лари Сауэрс. Как говорится в народе, преддверие праздника – уже праздник. И только Независимость в острой форме являлась надежной гарантией, что Британия не сможет переложить свои финансовые проблемы на широкие плечи колонистов. Даже и в далекой перспективе. Посему широкоплечие начали повсеместно создавать всякие каверзные организации местного разлива. Одну из которых именовали «Сыны свободы». Сваял организацию один весьма «авторитетный» деятель именем Сэмюэль по фамилии Адамс. Сын служителя конгрегационалистской церкви, радикального ответвления кальвинистской секты, основанного еще самим Оливером Кромвелем под конкретные нужды гражданской резни в Британии. Коррупционированный донельзя и проворовавшийся вдрызг мытарь (сборщик налогов) в славном городе Бостоне. Попутно организатор и руководитель нескольких местных банд, что было в порядке вещей – какие власти, такие и сборщики. Крайне разносторонне одаренная личность. Кормились его бойцы, что ни странно, с контрабанды английских товаров. Сэмюэль был должен всем подряд, включая государство (к 1765 году сумма достигла 8.000 фунтов стерлингов). Предчувствуя наступление эпического «vulpes lagopus» (арктического лиса), он решил, что единственное, что может спасти «отца демократии» – пост губернатора. И создал под этот проект Партию. Название организации звучало ясно, доходчиво и четко конкретно по теме. Бандюганы мутили воду, пиво, эль, грог, джин и бормотуху, призывая своих сторонников по кабакам «таки уже чего-нибудь сделать». Позаковыристее, естественно, ведь в мутной воде и рыба потолще. Население относилось к призывам главарей с сердечным пониманием. Но в 1768 году на Адамса завели уголовное дело за его довольно своеобразную манеру «сбора налогов», основанную на эмоциях и не имеющую стабильных критериев. В ответ бандиты Самюэля организовали беспорядки в Бостоне. Власти поняли, что иметь с ним дело – себе дороже, и после того, как Адамс выскреб из карманов последние 1.463 фунта, оставшиеся долги «авторитетному пэцэну» списали. Но авторитет не успокоился и повел свою Партию к вершинам Власти, сделав ставку на городскую бедноту, школоту, гопоту, апашей, алкашей и маргиналов. На волне мятежа, естественно. По всему городу сочувствующие бандитам горожане перманентно задирали расквартированных в Бостоне английских солдат. И 05 марта 1770 года сэмюэлевы «онижедети» учинили большой шухер, названный историками знаково и пафосно «Бостонская резня».

Вечером к стоявшему у здания таможни часовому Хью Уайту (персоне неприкасаемой по определению) подкатил «на шарнирах» некий тип 13 лет от роду по имени Эдвард Гаррик. Ученик мастера по изготовлению париков Джона Пьемонта, члена партии «Сыны свободы», который и сам был повинен в нападении на рядового Тиммонса 14 июня 1769 года. И в развязной манере потребовал привести к нему, сей же секунд (а лучше, вчера), самого лейтенант-колонеля (подполковника) Джона Голдфинча. В общем-то, высшее военно-административное лицо в городе. Когда тот явился пред светлые очи, молокосос начал визжать, что офицер, мол «должник по жизни», не заплатил его хозяину за парик. Что есть лютое «западло». И по всем понятиям вершин бостонского дна, этого чорта давно пора «ставить на правИло», а то и вовсе «на пику точеную». Отдавший деньги накануне Голдфинч пожал плечами и собрался уходить, не обращая внимания на припадок малахольного имбецила. Тогда Гаррик принялся тыкать его в грудь неухоженным пальцем и брызгать слюной. Уайт возмущенно потребовал, чтобы «шарнирный» унялся и не оскорблял старшего офицера и представителя Власти. В ответ гопник толкнул солдата. Тот в свою очередь оглоушил «онижедетя» прикладом по звонкой башке. Будущий куафюр завопил не хуже пароходной сирены, свалился на снег, и принялся изображать нечто среднее между «снежным ангелом» и брейк-дансом. Под аккомпанемент собственного воя. Напарник Гаррика Бартоломью быстро подтянул к месту действия толпу «возмущенных обывателей». Часового и офицера оскорбляли, швыряли в них палки, камни и снежки. Один из нападавших, Генри Нокс честно сообщил Уайту, что, если тот выстрелит – умрет. Весьма мучительно, но достаточно скоропостижно. Когда толпа превысила 50 лихих голов, на помощь посту прибежал капитан Томас Престон с шестью бойцами. Но к «возмущенным гражданам» стремительно подходили подкрепления, и скоро число нападавших возросло до 800 кулаков и 800 ног. Девять военных физически не могли сдерживать громадную толпу, забрасывающую их градом метательных снарядов широкого спектра. В один не прекрасный момент в голову рядового Хью Монтгомери прилетела здоровенная дубина. Солдат выпустил из рук мушкет и рухнул на снег. С трудом поднявшись, он закричал: