Александр Афанасьев - Дети Мишки Квакина и др.

Прервусь, чтобы сначала описать отношения нашей банды с детским и подростковым населением деревни. Отношения эти, надо сказать, были самыми теплыми и дружескими. Как они сложились, я не знаю, потому что влился в них, когда они уже существовали. Но могу сказать, что для себя мы практически не делали разницы в отношениях между членами банды и деревенскими. В общем, это было единое равноправное сообщество в возрастном диапазоне средней школы. То есть деревенские при желании участвовали в костровых посиделках, а мы на равных принимали участие в деревенских дискотеках. Вернее, можно сказать так: техническую часть в виде магнитофонов обеспечивали богатенькие деревенские ребята, а вот репертуарную в виде последних магнитофонных записей – городские. Кстати, деревенская дискотека была вторым после Костра местом нашего вечернего времяпрепровождения, во всяком случае по пятницам и субботам. Танцплощадка, неизвестно кем и когда построенная, располагалась на краю деревни, выходящем к волжскому обрыву. По городским меркам она была крохотная, но имела все необходимые для танцплощадки атрибуты: ровный деревянный настил, скамейки по его периметру, навес от дождя, закрывающий треть площадки. Там же под навесом стоял стол с двумя розетками – к танцплощадке даже было подведено электричество, то есть магнитофон подключить было к чему. Танцплощадка вообще была средоточием всей дачной культурной жизни. И хотя заправляли там старшие, то есть 15—16-летние, члены нашего сообщества, на звуки популярных западных голосов стекались желающие всех возрастов со всей округи. Несмотря на широкое возрастное и социальное разнообразие, дискотеки в основном проходили довольно мирно. Нет, конечно, возникали мелкие конфликты на гендерной и возрастной почве, но, как правило, совместными усилиями они тут же гасились, во всяком случае на территории танцплощадки. За все время существования танцплощадки серьезный конфликт между городскими и деревенскими случился только однажды. Наши старшие ребята выпили по поводу субботы и схлестнулись с деревенской свадьбой. Причем все друг друга знали, но, на беду, на свадьбе оказалось много приезжих. Они и затеяли бузу, которая вылилась в серьезную драку. Таких больших драк за всю мою дачную историю я помню всего две. В общей сложности в потасовке участвовало с обеих сторон до тридцати человек. Но, слава богу, все обошлось без увечий. А на следующий день деревенские, как виноватая сторона и в знак примирения, принесли на пляж самогонку, домашнее вино и закуску, и конфликт был благополучно разрешен.

Кроме совместных посиделок и дискотек, немаловажной формой совместного времяпрепровождения была рыбалка, включая незаконную, с использованием сетей и бредней. В дачной среде все эти снасти водились в достатке, а про деревенских и говорить нечего. Поэтому если у тебя не было собственной снасти, то одолжить сеть или бредень либо организовать совместную ловлю было в порядке вещей.

Ну вот, а теперь о серьезности деревенских бизнесов. Заправлял всеми этими делами председатель поселкового совета дядя Ваня. Как я понимаю, он, во-первых, руководил всей шабашкой в дачном массиве, договаривался с заказчиками о цене, определял фронт работ и назначал исполнителей из многочисленной деревенской мужской бригады. Во-вторых, организовывал техническое обеспечение сбора бревен в виде совхозных тракторов и грузовых автомобилей. В-третьих, ведал браконьерским ловом, то есть распределял места и время такого лова, а также заведовал сбытом рыбы и икры. На одном из этих бизнесов он и погорел в результате, но об этом немного позже.

Как и что там происходило на самом деле, нам понять было сложно. Но некоторые атрибуты личной жизни выдавали дядю Ваню как человека весьма зажиточного. Во всяком случае, новый «Москвич-408» появился у него раньше, чем у кого-либо в деревне, и у одного из первых в дачном массиве, хотя среди дачного населения зажиточных людей хватало. Кроме того, дядя Ваня был охотником и содержал двух отличных породистых борзых. Осенью и зимой он использовал их по прямому назначению, то есть для охоты на лис и зайцев, а в остальное время они просто сопровождали дядю Ваню, когда он обходил дозором дачные угодья. У дяди Вани были приятельские отношения с моим папой, и он всегда заходил на наш участок в выходные, когда родители приезжали на дачу, попить воды и поболтать с отцом. Его приход был обычным делом для всех членов нашей семьи. Для всех, кроме нашего кота Марсика…

Прервусь еще на минутку, потому что, затронув кошачью тему, я вспомнил одну трагикомическую историю, которую рассказал мне на рыбалке сын дяди Вани Сашка по кличке Рыжий. Из всех моих знакомых рыжих он был самым рыжим и самым конопатым. Ярко-рыжие с медным отливом волосы достались ему от матери. В глаза насмехаться над ним не решался никто, но уж за глаза он был самым главным персонажем для шуток.

Случилась эта история, когда дядя Ваня только начал натаскивать своих молодых борзых к предстоящему охотничьему сезону. Естественно, ему не терпелось попробовать собак в деле, не дожидаясь открытия сезона. Сделать это он решил просто, но, как ему казалось, очень умно. Поскольку на зайцев охотиться еще было нельзя, дядя Ваня с помощью приманки изловил бродячую кошку, посадил ее в мешок и отправился вместе с борзыми в чистое поле. Он ехал на мотоцикле, а борзые бежали за ним по всему пути следования. Как вы, наверное, уже догадались, в поле он собирался выпустить кошку из мешка и посмотреть, как борзые будут ее травить. Для чистоты эксперимента он выбрал обширный участок нераспаханной степи, подальше от лесополосы и линий электропередач, чтобы у кошки не было возможности спастись бегством на дереве или столбе. Дождавшись, когда собаки отбегут подальше, он развязал мешок, положил его на землю и отошел метров на десять, чтобы лицезреть предстоящую охоту. Кошка осторожно выбралась из мешка и оглянулась. Увидев метрах в тридцати собак, она собралась было задать стрекача. И даже сделала такую попытку, припустив в противоположную от борзых сторону, но очень быстро сообразила, что у борзых есть явное преимущество в беге на длинные дистанции, и замерла в нерешительности, обдумывая свои дальнейшие действия. Борзые, кстати, тоже заметили кошку в низкой, уже пожухшей к концу лета траве, остановили свой игривый бег и замерли, приготовившись к нападению. Бедная кошка уже почти попрощалась со своей кошачьей жизнью, как вдруг увидела стоящую в стороне одинокую человеческую фигуру. Еще она, видимо, поняла, что именно этот человек – причина ее отчаянного положения, а в отсутствие столбов и деревьев – и единственная надежда на спасение. В три отчаянных прыжка она подлетела к стоящему дяде Ване, лишь на мгновение опередив несущихся борзых, вскарабкалась по нему на самый верх и всеми четырьмя лапами и восемнадцатью когтями вцепилась ему в голову. Обескураженные таким поворотом дела собаки в нерешительности остановились, глядя на хозяина. А он, превозмогая боль и боясь пошевелить головой, жестами стал показывать, чтобы они успокоились. При этом он еще промычал что-то нечленораздельное, что, по-видимому, должно было означать: «Сидеть!» Собаки, как ни странно, его поняли и в сложившейся ситуации повели себя очень разумно, то есть не стали пытаться достать кошку с головы дяди Вани, хотя каждая из них, встав на задние лапы, сделала бы это очень легко. Они присели и, глядя на хозяина, стали ожидать дальнейших указаний. То есть, понимаете, в сложившейся ситуации и кошка, и собаки, то есть все участники события, кроме человека, повели себя максимально разумно, что предотвратило более тяжелые и непоправимые последствия. Дядя Ваня, простояв минут десять, осознал, что единственный возможный путь спасения себя и кошки – это идти домой в деревню, а там, заперев собак в сарае, попытаться освободится от кошки. Так он и сделал и, не заводя мотоцикл, докатил его до самой деревни, гордо прошествовав в сопровождении недоумевающих борзых через всю деревню с живым малахаем на голове. Односельчане провожали незадачливого охотника сочувственными взглядами, но про себя посмеялись от души. При всем моем сочувствии дяде Ване зрелище, согласитесь, было комичное, ну или трагикомичное, если угодно.