Александр Черенов - По следам адъютанта Его Превосходительства. Книга первая

В продолжение всего монолога Кобылевского лицо Барона непрерывно меняло окрас в пределах цветовой гаммы от прозрачно-бесцветного до фиолетово-бурачного. Ну, а перекатываясь под кожей в образе желваков, мышцы его лица натренировались на неделю вперёд.

– Что же касается Чуркина, – в нарочитом смущении почесал за ухом Кобылевский, – тут Вы правы. В одном, во всяком случае: он так и не научился… интригам за спиной командующего!

Барон и не хотел – а вздрогнул: аттестация к тому обязывала.

– Да, да, Барон: Вы правильно меня поняли. В этом отношении он, конечно же – не чета Вашему Клеймовичу. Работать по специальности тот, правда, не умеет – этим занимаются его подчинённые… Но зато – как он умеет интриговать! Как он умеет подсиживать непосредственных начальников и гадить вышестоящим! Просто – ас ловли рыбки в мутной воде! Кстати, и Кутахов Ваш – не многим лучше: спит и видит себя на Вашем месте!

Это уже были точечные удары – не по площадям. После каждого из них можно было заносить в журнал боевых действий прямое попадание.

– Кстати, Барон: Вы не напомните мне, скольких он там подсидел, а? Скольким нагадил? Кто у него теперь на очереди?

Барон молчал. И только желваки, ещё более активно перекатывающиеся под скулами его сухого лица, выдавали идущие в нём процессы явно не мажорной тональности.

– То-то же! Помянешь ещё, Петя, мои слова – да поздно будет! И не разбрасывайся моими людьми: своих-то у тебя нет! А у меня… Да, что, там, далеко ходить: капитан Концов! У меня его с руками «отрывали!» Чудом только не увели!

Барон неожиданно откашлялся, прерывая затянувшийся монолог Кобылевского.

– О доблести Вашего старшего адъютанта я много наслышан.

Впервые за всё время общения с бывшим командующим он смягчился. Следом за голосом даже взгляд его несколько потеплел.

– Однако я хотел бы видеть на этом месте человека, хорошо известного лично мне… ну, или хотя бы лично мне доказавшего свою преданность. Капитан некоторое время останется в должности – до тех пор, пока я не подыщу ему достойную замену. Ну, а потом я отправлю его в распоряжение Главкома. Кстати, Главком лестно и даже по-родственному тепло отзывался о Вашем адъютанте для особых поручений…

– И поэтому Вы не хотите оставлять его при своей особе, – усмехнулся Кобылевский. – Но Вам, Барон, не придётся искать повода: штабс-капитана я Вам не оставлю.

Барон смутился, неопределённо пожал плечами, но возражать не стал – ни против одной из мыслей Кобылевского. Ликвидируя паузу, Вадим Зиновьич пододвинул Барону оба экземпляра акта приёма-передачи. Тот пробежал глазами текст, и не спеша, поставил свою подпись. Следом за ним отметился росчерком и Кобылевский.

Поправив обеими руками поясок, Барон прежним холодно-невозмутимым голосом объявил, старательно отворачиваясь к окну:

– Итак, генерал, я полагаю, что все формальности улажены?

Кобылевский молча кивнул головой.

– В таком случае, предлагаю тотчас же доложить об этом Главнокомандующему.

Не дожидаясь ответа, Барон развернулся и перпендикуляром вышел из кабинета. Равнодушно пожав плечами, Кобылевский молча последовал за ним. У автомобиля Главкома состоялся заключительный акт представления на тему «сдал-принял».

– Ваше высокопревосходительство, – не особенно напрягся Вадим Зиновьич, – дела и армию сдал. Генерал-лейтенант Кобылевский.

– Дела принял, – лаконично, обойдясь без «высокопревосходительства», доложил Барон, не скрывая неприязни к обоим «соратникам».

Иван Антоныч облегчённо выдохнул.

– Ну, слава Богу!

Больше всего его устроило то, что неизбежное в таких случаях выяснение отношений между сдающей и принимающей сторонами произошло в его отсутствие. Его Высокопревосходительство был очень впечатлительным и даже ранимым человеком. Опасаясь, как бы ему «на дорожку» не сказали что-нибудь такое, что могло ещё больше омрачить и без того не радужное настроение, Иван Антоныч поспешно тронул стеком плечо водителя.

– Трогай, голубчик!

И уже под рёв двигателя он с явным облегчением козырнул из окна.

– Желаю здравствовать!

Когда автомобиль с Главкомом скрылся из виду, Барон повернулся к Кобылевскому.

– Я желал бы знать, когда я могу занять свой кабинет?

– Кабинет – Ваш, – удивлённо пожал плечами Вадим Зиновьич. – Меня там ничего не держит: всё моё уже отправлено багажом по месту назначения. Разве что зайду попрощаться с бывшими сослуживцами… Так что…

Кобылевский доработал текст бровями. Неожиданно Барон замялся, что было не свойственно этому решительному и не сентиментальному человеку.

– Прошу понять меня правильно, генерал… Но я не хотел бы обнаружить у себя в сейфе… или под столом… или ещё где-нибудь… хм… пустые водочные бутылки и захватанные стаканы…

– Нет, генерал: такого удовольствия я Вам не доставлю! – хмыкнул Кобылевский.

– ???

– Я не настолько богат, чтобы заниматься благотворительностью! Деньги мне и самому нужны!

Улыбка медленно сползла с лица Барона: и в этот раз ему не удалось «достать» Ковалевского.

– В таком случае, не смею Вас более задерживать!

К руке, молниеносно вскинутой к мохнатой папахе, Барон добавил желчи и яда «по вкусу».

Кобылевский повернулся к Барону спиной, словно по забывчивости не козырнув новому командующему. Судя по кирпичному оттенку лица Барона, это пренебрежение уставом не прошло для него бесследно. Наверняка, остаток желчи обслужил внутренние органы и кожные покровы самого хозяина.

Направляясь в приёмную, этого Кобылевский уже не видел.

– Михаил Николаевич: два слова! – обратился он к штабс-капитану, складывающему какие-то бумаги в роскошный портфель крокодиловой кожи: подарок «Нумизмата». Штабс-капитан и не удивился тому, что Кобылевский зовёт его для беседы не в кабинет, а в коридор.

Едва за Михаилом Николаевичем закрылись двери приёмной, Кобылевский без лишних церемоний приступил к разговору.

– Итак, Мишель: «финита ля комедиа».

– Свершилось, Ваше превосходительство?

Кобылевский лаконично смежил веки.

– И куда Вы теперь?

– В отставку, естественно! – почему-то совсем не расстроился Вадим Зиновьич. – Ну, а ещё – в Париж… Ты как смотришь на это?

– Одобряю.

– Меня?

– Не понял? – вопросительно двинул бровью Микки.

– Да всё ты понял!

После такого «разъяснения» штабс-капитан не стал изумляться больше, чем требовалось ситуацией.

– Вы хотите сказать…

– Да: я предлагаю тебе не просто составить мне компанию, а перебраться на жительство в город Париж!

– В качестве…

– … доверенного лица «моего превосходительства»!

Вопрос о том, как ему реагировать на подобное предложение, буде оно сделано Кобылевским, уже ставился Михаилом Николаевичем перед киевским шефом. И принципиальное «добро» того на «передислокацию» имелось. Посему штабс-капитан не стал раздумывать над ответом дольше, чем это требовалось приличиями и ситуацией.