Скотт Адамс - Осколки Бога

Он продолжал:

– Ты, возможно, слышал, что свет это одновременно и частица, и волна, иногда проявляя себя как одно, иногда как другое, в зависимости от обстоятельств. Это все равно, что говорить, что иногда твоя тень длинная, а иногда короткая. Твоя тень – не реальная вещь; это просто впечатление, восприятие, оставленное физическими вещами. Это граница, а не объект. О свете можно думать как о зонах вероятности, которые окружают все вещи. В звездах, из-за их плотности, велика вероятность того, что две частички Бога вернутся в реальность в одном и том же месте. Это заставит одну из них изменить свое положение и создать всплеск вероятности. Постоянное изменение положения и вероятности это то, что мы воспринимаем как энергию.

Старик сделал паузу и продолжил:

– Ты не можешь догнать световой луч, независимо от того, насколько быстро движешься, потому что зона вероятности движется как твоя тень. Попытка догнать свет, это как попытка убежать от собственных мыслей. Так называемая скорость света это просто предел того, насколько далеко частица может вернуться в реальность от своего первоначального положения. Если частица появляется на близком расстоянии от своей первоначальной позиции, мы говорим, что она движется с маленькой скоростью. Если на большом расстоянии, то мы говорим, что она движется с большой скоростью. Существует максимальный предел того, насколько далеко от начальной точки может появиться данная частица. Этот предел дает нам максимально возможную скорость.

– Мой мозг сейчас вскипит, – признался я.

– Почему существуют различные религии? – спросил я. – Мне кажется, что рано или поздно самая лучшая религия победила бы, и мы все верили бы в одно и то же.

Старик молчал, покачиваясь в кресле. Он спрятал обе руки под плед.

– Представь себе, что группа любопытных пчел опустилась на наружную сторону церковного окна. Каждая пчела смотрит на интерьер через свой кусок цветного стекла. Для одной пчелы, интерьер церкви красный. Для другой – желтый, и так далее. Пчелы не могут воспринимать интерьер церкви напрямую; они могут его только видеть. Они не могут потрогать интерьер или понюхать его, не могут взаимодействовать с ним как-то еще. Если пчелы могли бы говорить, они наверняка принялись бы спорить о цвете интерьера. Каждая пчела придерживалась бы своей версии, будучи не в состоянии понять, что другие пчелы смотрят через куски стекла другого цвета. Не смогут они понять и назначение церкви или как она возникла, или хоть что-нибудь, связанное с ней. Мозг пчелы не способен на такое.

Он продолжил:

– Но это любопытные пчелы. Когда они не понимают чего-нибудь, они становятся беспокойными и несчастными. В долговременной перспективе пчелы должны будут выбрать между постоянным любопытством – некомфортным умственным состоянием – и иллюзией. Пчелы не любят этого выбора. Они предпочли бы знать настоящий цвет церковного интерьера и его назначение, но пчелиный мозг не создан для такого уровня понимания. Они должны выбрать из того, что возможно: или дискомфорт, или самообман. Пчел, которые выберут дискомфорт, будет неприятно терпеть рядом и они будут подвергнуты остракизму. Пчелы, которые выберут самообман, будут собираться вместе, чтобы укрепить свое видение красного или желтого интерьера и так далее.

– Значит, по-вашему, мы похожи на безмозглых пчел? – спросил я, пытаясь немного развеять настроение.

– Хуже. Мы любопытны.

– Ты в хорошей форме, – заметил старик.

– Я занимаюсь четыре раза в неделю.

– Когда ты видишь толстого человека, что ты думаешь о его силе воли?

– Я думаю, что у него ее немного, – ответил я.

– Почему ты так думаешь?

– Ну, неужели так тяжело отказаться от второй порции? Я в хорошей форме потому, что занимаюсь спортом и правильно питаюсь. Это нелегко, но у меня есть сила воли. А у некоторых людей ее нет.

– Если бы ты умирал с голоду, смог бы ты отказаться от еды?

– Сомневаюсь. В любом случае, не очень долго.

– Но если твой желудок набит, ты мог бы воздержаться с легкость, я полагаю.

– Конечно.

– Такое впечатление, что это голод определят твои действия, а не, так называемая, сила воли.

– Нет, вы выбрали две крайности: голод и сытость, – сказал я. – Чаще всего я нахожусь где-то посередине. Я могу есть в меру или объедаться, но все это зависит от меня.

– Был ли ты когда-нибудь настолько голодным – не умирал с голоду, а просто очень, очень голодным – что незаметно объедался до предела?

– Да, но в среднем я не ем много. Иногда я бываю занят и пропускаю обед или ужин. Так что все выравнивается.

– Я не понимаю, где тут сила воли – сказал он. – В одном случае ты переедаешь, в другом случае просто забываешь поесть. Не вижу никакой силы воли.

– Я не переедаю каждый раз, когда я ем. Чаще всего у меня средний голод и я ем среднее количество пищи. Я бы хотел съесть больше, но я не ем. Это и есть сила воли.

– И, по-твоему, у полных людей меньше этой самой силы воли? – спросил он.

– Естественно. Иначе бы они тоже ели меньше.

– Не может ли быть так, что у толстых людей такая же сила воли, но значительно более сильный голод?

– Я думаю, что все равно люди должны заботиться о своем собственном теле, – ответил я.

– Должны заботиться? Выглядит так, словно ты пытаешься заменить силу воли двумя новыми словами, в надежде на то, что я подумаю, будто это новая мысль.

Я рассмеялся. Старик подловил меня.

– Хорошо, просто скажите мне ответ, – сказал я, зная, что за его чередой вопросов стоит более глубокая мысль.

– Нам нравится верить, что другие люди имеют такой же уровень потребностей, как и мы, несмотря на все факты, говорящие об обратном. Мы убеждаем себя, что люди отличаются только степенью нравственности и силой воли. Но наши потребности реальны и они существенно отличаются для каждого индивидуума. Нравственность и сила воли это просто иллюзии. Для любого человека, сильнейшее желание всегда побеждает и сила воли тут ни при чем. Сила воли – это фикция.

– Ваша интерпретация опасна, – сказал я. – Вы говорите, что это нормально, потакать своим желаниям, независимо от того, что хорошо, а что плохо, потому что мы не можем ничего сделать все равно. Мы можем с таким же успехом распустить тюрьмы, поскольку люди не могут не совершать преступлений. По-вашему выходит, что на самом деле это не их вина.

– Для общества выгодно, что наши желания усмиряются стыдом, порицанием и угрозой наказания, – сказал он. – Удобное заблуждение – винить во всем штуку, называемую сила воли и делать вид, будто индивидуум каким-то образом может пересилить свои желания с помощью этой магической и невидимой силы. Без этой выдумки, не могло бы быть осуждения, негодования и не могло бы быть общего соглашения, о том, что некоторые действия должны быть наказуемы. И без этих очень реальных ограничивающих сил, наши желания были бы менее сдержанными и более разрушительными, чем сейчас. Иллюзия силы воли это очень практичная выдумка.