Евгений Кузнецов - Окаянное призвание

Глава 1

Лето в этом году выдалось необычайно жарким, и осень обещала быть такой же. Я почти каждый день проводил на даче, запасаясь сырьем для виноделия и витаминами на зиму – сбор одуванчиков сменился урожаем смородины, наливались яблоки, краснел кизил, поспевал терн, ожидались лещина, чинарики и много чего еще. Так беззаботно я жил своей размеренной жизнью, не строил далекоидущих планов и совсем не ощущал, как мое будущее кроят неустанные Мойры. А если без поэтики, то мою дальнейшую судьбу круто изменил один единственный человек и череда самых нелепых обстоятельств, но виноват во всем был я сам – впрочем, это как всегда.

Был душный июньский вечер. Ночь медленно опускалась на Горноморск синими сумерками. Чистый небосвод уже наполнился мерцанием звезд. Над вершиной Мыс-тау ярко светил серп луны. Неподвижный воздух звенел от стрекота цикад, кажущегося в лесной тиши просто оглушительным. Я неспешно спускался по извилистой каменистой тропинке с южного склона Холодных скал, возвращаясь домой с целым пакетом спелой черешни. Однако мою радостную улыбку от удачного набега на ягодные заросли постепенно сменяла унылая мина по мере того, как я приближался к Промзоне и все отчетливее различал огни витрин пивной пивзавода, призывно мигающие сквозь терновые заросли – просто последняя заначка закончились еще в прошлую субботу, и я уже неделю был сухой как лист и грустный как черт. А работы как не было, так и не предвиделось…

В это же самое время на другом конце города таинственный миллионер Абрам Саркисович Русинов, владелец информационного агентства «РАС-Информ», чья газета «Горноморсквуд» была единственным в городе независимым и в меру дозволенного оппозиционным источником информации, расхаживал по трехэтажной вилле с кипой бухгалтерских отчетов в одной руке и с хрустальным бокалом в другой. Заграничные часы, болтающиеся на тонком волосатом запястье, показывали половину десятого вечера, и Абрам Саркисович планировал сегодня во что бы то ни стало разобраться с непонятной аномалией в своей бухгалтерии.

Как всегда самолично просматривая документы касающиеся бизнеса, Русинов наметанным глазом отметил в прошлогоднем финансовом отчете одну маленькую странность, которую упустили все остальные его работники, а может быть, просто не придали этому значения, сочтя за случайность, а именно не такой существенный, но все же заметный скачок прибыли в четырехнедельный период и такое же резкое ее падение. Абрам Саркисович был убежден: в бизнесе, как и во всем остальном, случайностей не бывает.

Он подошел к модерновому столу, с бежевой мраморной плитой в качестве столешницы и буковыми резными ящичками, покопался в бронзовом письменном приборе, выбирая тоненький золотой карандашик, и на полях верхнего листа начал чертить небольшой, аккуратный график. На оси икс Русинов разбил шкалу прибыли с интервалом в десять тысяч рублей, а на оси игрек отложил двенадцать месяцев, разбив июнь на четыре дополнительных отрезка. После этого, внимательно сверяясь с цифрами в отчете, он принялся выстраивать кривую. Более-менее прямая линия в начале июня месяца резко взлетала вверх на три деления. Каждый последующий шаг был выше другого ровно на одно деление – всего три шага, – кроме последнего, четвертого, демонстрирующего спад на три деления от предшествующего значения, после которого кривая вновь возвращалась к первоначальному уровню.

Эта кривая напомнила Русинову горноморскую достопримечательность – гору Мыс-тау, на одном из отрогов которой он построил фешенебельную виллу, где сейчас и находился в рабочем кабинете. Нужно заметить, что Абрам Саркисович Русинов был просто без ума от дикой природы, и поэтому самолично спроектировал для себя жилище с учетом своих пристрастий. В радиусе трех сотен метров его особняк был обнесен высоким, глухим забором из зеленого металлопрофиля. За забором не было ничего, кроме дикорастущих деревьев, практически, зарослей леса с множеством протоптанных тропинок, по которым он любил неспешно прогуливаться в часы раздумий, да ручейка, змейкой пересекающего его участок и звонко журчащего в нерукотворных водопадиках, да небольшого озерца с уютной деревянной скамейкой на берегу – вот, собственно, и все, что касается флоры.

Сам дом, точнее, миниатюрный трехэтажный замок с площадкой для автомобиля и подъездной аллеей, посыпанными серой речной галькой, возвышался на небольшой скале в самом центре густой чащобы. Он был построен в готическом стиле, однако, с неожиданными решениями: со стороны спальни громадные панорамные окна и балкон-терраса выходили на острый пик Мыс-тау, сразу за которым направо тянулись заснеженные зубчики Большого Скалистого хребта, а со стороны кабинета открывался не менее захватывающий вид на изумрудный пологий склон, утопающий в бескрайней синеве моря.

Досаду вызывала лишь одна мелочь: прекрасный морской пейзаж подпортил длинный-длинный мол с причалами для нефтеналивных танкеров, но Русинов уже предпринимал некоторые меры, чтобы нефтепровод перенесли подальше в сторону соседнего поселка, где прямо из скважины разливали по бутылкам целебную минеральную воду «Хущхэ». «Вот пусть там и нефть разливают», – резонно рассуждал миллионер, ублажая слух звоном ручейка и птичьими трелями в окрестных угодьях своего имения. С двух других сторон – оскверненных на западе городом, а на востоке нефтеперевалочными базами и серпантином Приморского шоссе – «средневековый» замок окон не имел. Холодные каменные стены были слепы к цивилизации и сплошь заросли дикорастущим хмелем.

Антикварные каминные часы пробили десять раз. Абрам Саркисович оставил на время чертежные работы, подошел к бару, смешал новый коктейль – абсент, лед и минералку «Хущхэ» – и вышел на просторную террасу, огражденную белоснежной мраморной балюстрадой с декоративными вазонами, чередующимися с гаргульями, грифонами и прочей мифической нечестью. Дневная жара уже спала. Свежий бриз с моря охладил его разгоряченное лицо и взъерошил редкие волосы, старательно начесанные на уже ставшую заметной плешку. Горноморский миллионер глубоко вдохнул солоноватый морской воздух и устремил взгляд к небу. Далекие звезды бриллиантами сверкали на темно-синем бархате безграничного космоса.

«Как в сейфе», – блаженно подумал Абрам Саркисович, сделал большой глоток некрепкого коктейля и вернулся в кабинет.

С бокалом в руке он медленно подошел к камину, слегка подтолкнул носком коричневых мокасин верхнее полено подальше в пламя – оно скользнуло по решетке, взметнув вверх сноп искр. Русинов немного погрелся у открытого огня – ночью в Горноморске становилось прохладно, – заворожено разглядывая танец бело-оранжевых всполохов, затем развернулся и направился в противоположную сторону. Остановился у бара, посмотрел на графинчик с изумрудной жидкостью, открыл его, задумчиво повертел в руке пробку, ловя множеством граней свет от хрустальной люстры, и вернул ее на место… вспомнив, что держит почти полный стакан, снова выпил… Ему все никак не давал покоя пик на кривой графика, выделяющийся там так же явственно, как пульс жизни на кардиограмме безнадежного больного.