Александр Никифоров - Вот был слуЧай 2. Сборник рассказов

–Витька, ау? Ёшки – матрешки, уснул, что ли? – не унимается Егорыч, – народ желает знать, что с тобой приключилось. А мнением народа, в наше время, ешки – матрешки, пренебрегать никак нельзя. В противном случае, больничную койку на нары можно поменять. Из Кремля Московского, каждый день напоминают, что нельзя не реагировать на мнение народа, понял?

А мы для тебя, как раз и есть, эта самая общественность. По закону ведь как? Два человека, это приятели, а три уже организованная общественность. Так что ты эту самую общественность, до крайних мер не доводи, давай излагай.

– Да слышал, я про этот закон, слышал. Два человека разговаривают, а три уже митингуют, – сипло отозвался Витька, – я разговаривать еще, как полагается, не могу, горло, чтоб его.

–Ты нам тут муку-то через сито не сей, ешки – матрешки. Говорить он как надо не может? Слышал я в столовой, как ты добавку просил,– не согласился с ним Егорыч.

–Ну, просил, – соглашается Витька, – посмотрел бы я на тебя, если бы ты два дня как я, одну воду ел. Лежишь тут, симулянт, а больные люди в больницу попасть не могут.

–Ты это про кого? Про меня? Заслуженного больничного сидельца? – возмущается Егорыч, выхватывая из- под подушки, свою любимую «Кама Сутру», книжку, затрепанную от долгого чтения, и посылая крепкой рукой в сторону Витьки.

– У меня хворей, на всю палату хватит, – удовлетворенно добавляет он, увидев, что попал куда хотел, – ну ка, извинись быстро!

Витька, ловит книгу. Прочитав, что это «Кама Сутра», засовывает ее под подушку, отзываясь,

– Прости меня, аксакал, язык болезнью перекрученный, не знает что говорит. Чур, ему, – и три раза смачно плюет на середину палаты.

–Книжку верни, – просит Егорыч, – я завтра в бабской палате читаю, обещали наливочки плеснуть.

2

–Вместо тебя пойду, – ухмыляется в ответ Витька, – я не меньше тебя наливочку люблю.

–Да хватит вам ерундой страдать, – в унисон просим мы Витьку, – давай, не томи, рассказывай.

–Чего там рассказывать, – наконец-то начинает он рассказ о причинах прибытия в палату, который мы уже замучились ждать, – все как у всех, по накатанной дорожке. Старый год проводили. Новый встретили. Гости уже расходиться стали. И вдруг шурин мой Васька, уже одетый на выход, хлопает себя по лбу и спрашивает, – А число – то сегодня какое, не шестое?

А откуда мы знаем, какое число. Кто же сидя за столом дни считает? Помним что через неделю на работу, уже хорошо. Но навскидку все же прикинули.

– Вроде шестое, – хором, Ваське, шурину моему, отвечаем.

Жена, зная брата своего, Ваську, подвох, в его словах чувствуя, успокаивать гостей начала,

– Ну, какая разница, какое число? Раз собрались идти домой, так идите, оделись же.

Брат ее, шурин мой, Васька, посмотрел на нее, как на сумасшедшую. Глаза вытащил и отвечает ехидно ей, за всех гостей.

– Рождество ведь наступает, а ты даже не знаешь, Марья Ивановна.

– Жену мою, значит, Мария Ивановна, зовут, – поясняет нам, Витька, – баба она ничего. Перекосы конечно, взбрыкивания, как и у всех бывают. Но отходит быстро, так что терпимо.

– Это мы поняли, – подгоняю я его, – дальше давай.

–А чего дальше? Гости разделись по новой, за столы вернулись. К Рождеству стали готовиться, тренироваться, значит. Шурину, «благодарственную» с горкой налили. За память его профессиональную. Сами пару раз, за его здоровье выпили. Рады все были, что с Рождеством

не обмишурились. Жена, наверное, одна, особой радости не проявила. А как Рождество помянули, за хорошело опять, из-за стола никто уже встать не хочет. Да и правильно. Чего вставать? Пока до дома доползешь, уже и Старый год, встречать, провожать пора.

–А иначе никак, – согласился с ним Сашка, – как встретишь, проводишь, так и год такой будет.

–Не мешай, – зашушукали мы на него, – Колумб больничный, Америку, что ли открыл? А то мы не в курсе.

Вот тут я салат «Оливье» с елкой и перепутал, – тяжко вздохнул Витька, – хватанул от елки лапу зеленую, искусственную, закусывать ей, стало быть, начал. Вы сами поймите, вторую неделю, как одно зеленное перед глазами. Елка, «оливье», еще и скатерть на столе зеленая. По запаху не определишь, искусственное все вокруг, что продукты, которые хрен знает, из чего делают, что елка. Вся жизнь пластмассой пропахла. Вот я и перепутал. Оторвал лапу зеленую, и жевать начал. Все смотрят, смеются, думают я ради прикола, а то и сами уже ничего не соображают. Сам то я, когда до половины дожевал, когда уже проволока каркаса пошла, чувствую, что что-то не то. Стал назад ее языком выталкивать, а она ни в какую. Уперлась в глотке, как баран в ворота. Иголки, заразы, не по шерсти пошли, во рту распорками встали. Наглухо, в общем заклинило. Тут все опомнились, видят, что не шучу, ко мне подбежали. Ухватились за ветку, дергать ее начали, да из стороны в сторону качать, чтоб вытащить, значит. Остановились лишь тогда, когда у меня, от действий их, этих, вредных, через щеки иголки прокалываться начали. Только тогда они, и «скорую» вызвали. Чуть погодя бригада приехала. Не скажу, чтоб удивились они сильно. Видно и не такое видели. Фельдшерица, ничего такая из себя, ласково рукой по моей зеленой пластмассовой щетине поводила и спрашивает, – сам дойдешь, или носилки нести?

Привезли к больнице, тут рация у них запищала.

–Некогда нам, – фельдшерица, говорит, – вызов.

В руку мне, направление сунула, рассказала куда идти и «Скорая» укатила, огнями сверкая

Добрел я до приемного отделения. А там перед дверью мамочка молодая с пацаненком сидит, вызова ждет. Я мычу, рукой на дверь кабинета показываю, потом на нее и на себя. Пытаюсь ей объяснить, что за ней, мол, буду. А она, как увидела меня поближе, вскочила со стула, пацаненка к себе прижимает, и чуть – ли не орет на весь коридор, – да что вы! Зачем после меня? Вперед проходите. Я, конечно, замычал, возражая, что мужик мол, как вперед дамы лезть. Но посмотрев на ее лицо, решил, что это не тот случай и открыл дверь. Слышу за спиной пацаненок, у мамаши своей молодой спрашивает, – А дядя мам, что? Ежика проглотил?

Сашка, самый несдержанный из личного состава палаты, с головой накрывшись одеялом, стал глухо всхлипывать от смеха.

3

Остальные хихикали внутренним смехом, радуясь тому, что в темноте, рассказчик не видит наши лица.

– А в приемном отделении, вы прикиньте, мужики, ни одной души, – возмущенно продолжает Витька, – вроде праздники, все должны быть на боевом посту, с дымящимся фитилем в зубах, а тут никого.

–А чего ты возмущаешься? Врачи, что не люди? Мы гуляем, а они? Ёшки – матрешки, – заступается за медперсонал Егорыч, – они чего без праздников должны жить?

На трезвую голову ждать, когда нас привезут? Я когда в ЖЭКе работал, так бывало, бригаду нашу дежурной на праздники оставляли. Так мы сразу на утро, после праздника, созваниваться договаривались. Авария, мол, на работу срочно. Соберемся, в бытовке сядем. На стол, то, что жены с собой положили, ну а на заначку, то, чем запивать будем. Сидим, благодать – ни тебе жены, в каждую стопку заглядывающей, ни тещи, укоризненно головой качающей. Детишек сопливых, за ноги хватающих, и продукты со стола умыкающих, и тех нет. Хорошая компания, это то, что нужно. Не зря древние говаривали, что в хорошей компании, да под хорошую закуску, до бесконечности употреблять можно.