Максим Бухтеев - Телевизионные сказки

Семёнов, поняв, что перерыв окончен, продолжил творить. Поле для творчества было шире, чем надо, примерно, в два раза. Из двадцати минут сюжета надо было выкинуть восемь. Но всё это было очень важно и нужно.

Продюсер ожесточённо ругался по телефону с автосервисом, Корреспондентка увеличивала объём ресниц, а Семёнов резал. Резал безжалостно, цинично и решительно.

Дело клонилось к вечеру, смена заканчивалась, а работа нет. Семёнова это бесило. Он кромсал всё беспощаднее.

Семёнову уже дважды звонил Редактор. Редактор ждал сюжет. Редактор нервничал, потому что чувствовал неуверенность в завтрашнем дне. Завтрашний день начинался с сюжета Продюсера.

Семёнов, выйдя на финишную прямую, держал хороший темп. Продюсер делал вид, что руководит и послал Корреспондентку за пивом. Она была рада помириться с Продюсером, но в последний момент не удержалась и напомнила про титры. Продюсер рявкнул и послал её ещё дальше – за сигаретами.

А потом были титры, цветокоррекция, графика, сгон на кассету и, наконец-то, пиво!

Семёнов был счастлив, потому что его утренняя мечта наконец-то исполнилась. Ему было хорошо.

Он любил Корреспондентку. Ведь она досидела с ними до конца и стойко отсмотрела готовый сюжет, заметив при этом две дырки, оставленные по горячке Семёновым.

Он любил Продюсера. Ведь он купил всем пива и обязательно довёз бы Семёнова до дома, если бы автосервис отдал ему машину.

Семёнов любил всех – Редактора, который согласился подождать сюжет ещё полчаса и Очень Важного Человека, переставшего наконец звонить в монтажную.

Окончательно же растрогал Семёнова технический Директор, мимоходом заглянувший к ним и участливо спросивший всё ли у них в порядке.

Сюжет был готов и мир был полон гармонии.

***

На следующее утро Семёнов чистил машину и думал плохо о бухгалтерии. Зарплату опять задерживали.

Когда Семёнов вспоминал, как же зовут симпатичную рыжую кассиршу, в монтажную медленно вошёл Продюсер.

На его челе лежала печать горьких раздумий. Он молча достал сигарету, неторопливо закурил и поудобнее расселся в кресле:

– Помнишь, Лёха, я тебе рассказывал о той блондинке, которую я отдал Редактору?

– О той дуре?

– Она не дура, она тупая сука. Прикинь, она неправильно общий хронометраж утреннего эфира посчитала. Мой сюжет слетел, – Продюсер впал в меланхолию. Он утешал себя философскими сентенциями и потому продолжил совершенно спокойно, – Не, ну ты представь, я поехал за деньгами в офис к этому хрычу, который сюжет заказывал. Там все собрались в кабинете. Депутат, два Банкира и этот… Лауреат, мать его… Включили телек. Я же им сказал, когда сюжет должен быть! Они в экран пялятся, а там что-то про эрозию шейки матки. Потом сюжет про пингвинов и о погоде. А они всё смотрят тупо. Уже Владивосток объявили, а они всё молчат и смотрят. Я всё понял и хотел сбежать, но они, сволочи, меня вперёд посадили и толстый меня своим брюхом припёр.

Продюсер замолчал, пуская в потолок кольца из сигаретного дыма. Семёнов решил проявить сочувствие:

– А дальше чего?

– Чего, чего… Не продюсер я им больше. Ничего они в искусстве не понимают. Морду что ли кому набить?

– А чего я-то?! – подстраховался Семёнов.

Продюсер ничего не ответил.

Башню телецентра ярко освещало утреннее солнце, где-то заливисто пела автосигнализация, а в коридоре слышался приближающийся топот. Кто-то бежал к Семёнову. Начинался новый день.

Семёнов скучал.

Ему, конечно, было чем заняться. Но это были занятия, недостойные такой личности как Семёнов.

Например, надо было срочно доделать сюжет о предвыборной поездке депутата на места.

Это было слишком пошло. Все эти предвыборные места были похожи друг на друга, как и сами депутаты.

А в противоположном конце офиса скучала Новенькая. Первый день на работе давался с трудом.

Сначала получение пропуска и беседа с охранником, который здоровался таким тоном, что хотелось ответить ему «Сам дурак!». Потом поиск нужной комнаты и, самое главное, многочасовое ожидание руководящих указаний. Начальство задерживалось, поэтому весь офис находился в состоянии блаженной дремоты.

А Семёнова всё раздражало.

Во-первых, он забыл где оставил свою «восьмёрку». В принципе, мест, где он мог её оставить, было всего три. У телецентра в час пик был не такой уж большой выбор. Но где именно? У пожарного выезда, на тротуаре или под знаком «стоянка запрещена»?

Во-вторых, он поссорился со своей Танькой. Он не очень помнил деталей. Может быть, это она с ним поссорилась, а он с ней нет? Дело было утром. Семёнов ещё не проснулся, поэтому говорил и слушал с трудом. Танькин монолог он помнил смутно, но по всему получалось, что дома ему сегодня делать нечего.

В-третьих, и это было самым главным – Семёнов никак не мог найти свою чашку для кофе. Он нервничал, подозревая интриги.

Можно было, конечно, взять любую другую. Но это был путь для слабых духом – это было слишком просто. Поэтому Семёнов сидел без кофе и мрачнел с каждой минутой.

А, тем временем, Новенькая активно входила в «курс дел».

Вхождение в курс дел заключалось в рассматривании наглядной агитации на стенах и чтение научно-популярной литературы. Как и во всяком офисе, на стенах висели всякие жизнеутверждающие лозунги, вроде, «шеф не спит, шеф размышляет» и шаманские заклинания, ускоряющие наступление пятницы.

А Семёнов внезапно возжаждал творчества и самореализации. Другими словами – он решил перекурить.

Перекурить можно было на лестничной площадке. Собственно, Семёнов, обычно курил прямо в монтажке. Это было его негласной привилегией. Однако, сейчас он хотел общения.

А Новенькая, осматривая достопримечательности, дошла, наконец, до курилки.

На площадке лестнице было людно. Два Сисадмина, три Бухгалтерши и одна Новенькая.

Семёнову Новенькая сразу понравилась.

Она явно ничего не понимала в компьютерах и бухгалтерии. Ей, как и Семёнову было скучно и хотелось творить.

Семёнов первым завязал разговор, одолжив Новенькой зажигалку. Некоторое время он томно рассматривал свои кроссовки, собираясь с мыслями, а потом решительно продолжил разговор:

– Лёша!

– А я, Аня. Очень приятно, – Новенькая игриво запрыгнула на подоконник, – Я тут недавно и всех не знаю. А ты кто?

Врождённая интеллигентность не позволила Семёнову проявить себя рифмоплетом, и он решил блеснуть в другом качестве.

– Я тут главный… – решил напирать на скромность Семёнов, – Главный по монтажу. Ну, то есть по всей творческой части.