Василий Криптонов - Летящие к Солнцу. Книга 2. База Судного Дня

Мои зубы выбивали дробь, руль выскакивал из трясущихся рук.

«Ну как, справляешься?» – поинтересовался танк.

Движок «чихнул».

Я начал глубоко дышать. Спокойно. Это все просто слова. Главное сейчас – тот красный свет, мерцающий, как стробоскоп.

– Когда его нашли, то чуть не линчевали. Но папаня вмешался. Он закрылся с Рикардо в кабинете и долго о чем-то говорил. Никто не знает, о чем, однако Рикардо вышел оттуда первым доверенным лицом и без приказа никого больше не убил. Фантом умеет подбирать талантливые кадры.

Движок заглох, но я успел запустить его раньше, чем скорость упала. Мир сузился до красной полянки впереди, двигателя, то и дело «чихающего», и голоса Джеронимо:

– Рикардо – дьявол во плоти. Если ему сказали убить – он убьет. Вот почему за нами едет он. Он не усомнится и не отступит.

Опять ожила рация:

– Сеньор Риверос! – укоризненно сказал Рикардо. – Неужели вам хочется погибнуть под обломками танка? Послушайтесь голоса разума, остановитесь! Давайте поговорим. Я испепелю вас радиацией, или мелко нашинкую своим любимым ножичком – как вам больше нравится? Мы можем попытаться совместить…

Джеронимо вдарил кулаком по кнопке отключения.

– Папа мне такого не рассказывал, – тихо сказала Вероника. Джеронимо усмехнулся:

– Ну да, он старался казаться зеленым и пушистым. Видимо, откровения предполагались после твоего облучения. Не желаешь вернуться и познать все тайны дома Альтомирано?

До красного пятна оставалось метров пятьсот, когда движок замолчал совершенно. Я дергал ключ в зажигании, но даже стартер молчал. Молчал и танк. Он прокатился десяток метров и встал мертвой глыбой.

– Ну же, ну, пожалуйста, – шептал я, теребя ключ.

– Девятьсот метров, – выдохнула Вероника.

– Не добежим, – покачал головой Джеронимо. – Жаль. Ладно, попробуем в другой реинкарнации…

Они не осуждали меня. Приняли как должное свою судьбу. Но ведь это – не их судьба, а мое проклятое бессилие! Все было еще хуже, чем в самом начале. Раньше я мог управлять техникой, как обычный человек, но не мог ее чувствовать. А теперь я чувствовал, но техника меня презирала.

Что-то внутри меня надломилось. Расплылись огоньки панели управления, и я, уронив голову на сложенные на руле руки, разрыдался под фантомный хохот танка.

– Опять! – воскликнула Вероника.

Я очень хотел услышать в ее голосе заботу, сочувствие – что-нибудь такое. Но слышал лишь раздражение, да щелчки затворов – Вероника проверяла оружие. Автомат, пистолет, пистолет, пистолет… Господи, сколько же у нее всяких пушек! И ни грамма тепла для меня!

– Николас! – Рядом со мной оказался Джеронимо. Его рука легла мне на плечо. – Что с тобой? Давай, мне ты можешь рассказать всё!

– Мы умрем! – простонал я и добавил, опасаясь быть непонятым: – Из-за меня!

Я сквозь слезы смотрел на заботливое лицо Джеронимо. Он пожал плечами:

– Ну и что? Что мы, в первый раз из-за тебя умираем? Раньше тебя это не беспокоило.

Многое я хотел ему рассказать. И о том видении, в котором Вероника пристрелила моего эмоционального двойника. И о том, что я впервые за всю жизнь начал испытывать чувства. И о том, что Рикардо – радиоактивен. И о том, как мне горько, грустно, больно, страшно, одиноко и печально. Я даже приоткрыл рот, чтобы сказать хоть что-то, но не справился со словами и просто завыл.

– Плохо, – резюмировал Джеронимо, напяливая рюкзак с упакованной в него лампой-шарманкой. – Все куда хуже, чем я мог предположить. Боюсь, вы с Николасом были чрезмерно близки в последние дни. Опасно близки.

– Чего?! – воскликнула Вероника.

Я перестал рыдать и уставился на Джеронимо, который, кивая с задумчивым лицом, закончил мысль:

– Вероника, мужайся. Твои месячные начались преждевременно… у него. Редчайшее медицинское явление, трансменструоз. За всю историю медицины было выявлено лишь ай, дура, за что?!

Позабыв о грозящей опасности, Вероника бросилась на брата и принялась угощать его сестринскими подзатыльниками. Джеронимо пытался убегать, но в тесном пространстве башни танка это не представлялось возможным.

Я отвернулся. Не слушая яростную перепалку за спиной, смотрел на руль и думал. Чем дольше думал, тем сильнее сжимались кулаки. Пять секунд спустя я обратился к танку:

– Даю тебе последний шанс. Поехали.

«Выкуси», – с зевком откликнулся танк.

– Твой выбор.

Я повернул голову к Веронике, которая зажала подмышкой голову брата и кулаком стучала ему по макушке.

– Джеронимо! – крикнул я. – Беги!

Он дернулся, посмотрел на меня с недоумением:

– Обычно, когда так говорят, добавляют: «я ее держу», и при этом правда держат! Николас, ты – злой и саркастичный.

– Открой люк и беги туда, – мотнул я головой в сторону красного пятна. – Вероника – будешь стрелять, тебя танк послушается.

Я говорил спокойным, уверенным тоном и пожинал плоды. Вероника выпустила голову брата. Джеронимо выпрямился и, кивнув, шагнул к люку.

– Он же не успеет добежать! – Вероника схватила брата за плечо. – Что ты задумал, Николас?

– Он что-то задумал, а ты – нет, – сказал Джеронимо. – Я за Николаса. Отпусти, ведьма!

– Конечно, – потухшим голосом сказала Вероника. – Ты всегда за Николаса. Это ведь он тебе, мелкому, задницу подтирал и с ложечки тебя кормил.

– Нет, – фыркнул Джеронимо, вертя задвижку люка. – Это было бы совсем по-голубому. Я люблю тебя, как сестру, Вероника, но двадцать танков ты не уничтожишь. А Николас что-то похожее однажды провернул. В него я верю. До встречи!

В этот раз, благодаря комбинезонам, мы не почувствовали изменений в атмосфере, когда открылся люк. Только две лампочки на панели замигали – одна сообщала, что воздух не пригоден для дыхания, а другая – что температура не пригодна для жизни.

Проводив взглядом ноги брата, исчезнувшие в черном отверстии в крыше танка, Вероника повернулась ко мне.

– Если мы не сможем маневрировать, они нас в лоскуты порвут. Что у тебя за план?

– Мы теряем драгоценное время. – Я отвернулся и посмотрел на экран, где как раз показалась бегущая фигура с рюкзаком за спиной.

Знала бы она, как у меня потеют руки. Знала бы она, что я сделал ради этого спокойного и даже властного тона…

«Как вы там?» – спросил я у своих чувств, сидящих в комнате эмоционального двойника. Бедные, они жались друг к дружке, дрожали и смотрели на меня – с любовью, ненавистью, страхом, обидой…

«Плохо!» – пищали они.

Знаю, что плохо. Самому – хуже не придумаешь. Но пока ничего другого я не могу придумать. Когда у меня не было чувств, у меня были друзья и даже подобие романтических отношений. А теперь? Моя возлюбленная презирает меня, мой танк (ну ладно, пусть не мой) смеется надо мной, мой друг считает, что у меня трансменструоз… Хватит! Есть простейший закон жизни: если ты что-то изменил и стало хуже – откати изменения. А если не можешь – притворись.