Роберт Стивенсон - Остров Сокровищ. Перевод Алексея Козлова

– Опусти шторы, Джим, – прошептала моя мать, -Они могут наблюдать за нами снаружи. А теперь, – сказала она, как только я это сделал, – мы должны найти ключ; кто то должен его обыскать, и я хотела бы знать, кто?! Говоря это, она громко всхлипнула.

Я сразу опустился на колени. На полу рядом с его рукой был маленький круглый клочок бумаги, чёрный с одной стороны. Я не сомневался, что это и есть Черная Метка. Взяв кружок, я нашел другой стороне бумажки написанное ясным, твёрдым почерком короткое сообщение: «У тебя срок до десяти вечера».

– У него был срок до десяти, мам! – только сказал я, как наши старые часы стали бить. Их внезапный бой потряс нас до глубины души. Но новость оказалась неплохой. Было всего шесть часов вечера.

– Теперь, Джим, – сказала она, – давай ключ!

Я обшарил его карманы один за другим. Несколько мелких монет, наперсток, катушки ниток и иглы к ним, надкушенный с краю кусок табака, укушенный в конце, нож с кривой ручкой, карманный компас чернильница – все – вот всё, что было в карманах. Я начал отчаиваться.

– Возможно, он висит на шее, – предположила моя мать.

Преодолевая сильное отвращение, я разорвал рубашку на шее капитана, и обнаружил там ключ, висящий на тонкой просмоленной бечёвке. Это был триумф! Полные надежд мы без промедления поспешили наверх в маленькую комнату, где он жил так долго и где со дня его прибытия стоял его сундук.

Снаружи он выглядел, как и любой другой морской сундук. В центре была выжжена железом большая буква «B», Углы были помяты и сбиты, как бывает при длительном и грубом использовании.

– Дай мне ключ, – сказала мать, вставила ключ в замок, и хотя замок был ржав и никогда не смазывался, она со скрипом повернула ключ и в мерцающем свете свечи откинула крышку.

Сильный запах табака ударил изнутри, но сверху ничего не было, кроме очень дорогого костюма, тщательно выглаженного и аккуратно сложенного. По мнению матери, костюм был совершенно не ношенный. Под костюмом мы обнаружили кучу самых разнообразных предметов: квадрант, большую оловянную кружку, несколько палочек табака, пару очень красивых пистолетов, слиток серебра, старые испанские часы и некоторые другие безделушки, малоценные, в основном иностранного производства, пару компасов, декорированных медными вензелями, и пять или шесть причудливых индийских раковин. Позже я часто задавался вопросом, почему он возил с собой эти раковины, при своей бездомной, блуждающей, опасной и разбойной жизни. Тем, не менее, мы не нашли ничего ценного, кроме серебра и безделушек, короче, ничего, что нам было нужно. Под ними лежала старая плащ-палатка, пропитанная морской солью многих пиратских стоянок. Моя мама вынула это с нетерпением, и нашим взорам предстали последние вещи в сундуке: связка каких-то бумаг, тщательно завёрнутых в клеенку, и холщовый мешок, как мы надеялись, с золотыми монетами внутри.

– Пусть это жульё знает, что я честная женщина! – причитала моя мать, – Я возьму только то, что он нам задолжал! Держи сумку миссис Кроссли. И она стала пересчитывать и перекладывать золото капитана из мешка в сумку, которую я держал. Это было долгое и нелёгкое дело, потому что монеты были всех стран и размеров – дублоны, луидоры и гинеи, а также восемь штук совершенно неизвестных, которые мы оценили наугад. Гиней было меньше всего, а моя матушка умела обращаться только с ними. Когда мы пересчитали половину монет, я положил руку на ее руку. Вдруг неожиданно я услышал в тихом морозном воздухе звук, который заставил моё сердце уйти в пятки – постукивание трости слепого на мёрзлой дороге, Стук становился всё слышнее и слышнее, и мы сидели без звука, затаив дыхание. Затем кто-то резко ударил по дверям гостиницы, вероятно палкой а затем мы услышали, как ручка поворачивается, и болт грохочет. Ужасный нищий пытался войти! Потом было долгое молчание как внутри, так и снаружи дома. Наконец стуки возобновились, и, к нашей неописуемой радости и благодарности, медленно замерли вдали.

– Мать, – сказала я, – Берём всё, и – ходу! Я был уверен, что дверь с болтами должна была казаться бродяге подозрительной, и скоро здесь будет жужжать весь выводок шершней, хотя я и возблагодарил небеса за то, что задумался запереть. Меня бы понял любой, кому выпало бы хоть раз в жизни видеть этого кошмарного слепого.

Но моя испуганная мать, никогда бы не согласилась взять больше, чем принадлежало ей, хотя меньшее её явно не устраивало. Она говорила, что нет еще и семи часов, она знает свои права, и никогда не откажется от своего, и она продолжала спорить со мной, пока тихий-тихий свист не прозвучал на холме. Этого было для нас обоих более чем достаточным сигналом.

– Я беру то, что уже пересчитано! – сказала она, вскакивая на ноги.

– А я возьму остальное, чтобы округлить счет! – сказал я, хватая клеенчатый пакет с бумагами.

В следующий миг мы оба бросились вниз, оставив свечу в пустом сундуке; и в следующий миг мы открыли дверь и выскочили на дорогу. Как раз вовремя! Туман быстро рассеивался. Луна сияла над холмами холодным ослепительным светом, и только в низине и вокруг входа в трактир тонкая вуаль тумана все еще висела сплошной пеленой, скрывая первые шаги нашего побега. Гораздо ближе, чем на полпути к деревушке, перед самым холмом, нам предстояло попасть под прямой лунный свет. И это было ещё не все. Звук шагов многих людей уже звучал в наших ушах, и, когда мы оглядывались в их сторону, свет, метавшийся из стороны в сторону и быстро приближающийся, показывал, что у одного из незваных гостей в руках был фонарь.

– Милый мой! – внезапно сказала мама, – возьми деньги и беги! Я сейчас упаду в обморок!

Я понял, что это конец для нас обоих. Как я проклинал трусость соседей, как я обвинял мою бедную мать за ее честность и жадность, за ее прошлую безрассудность и настоящую слабость! По счастливой случайности мы уже были на маленьком мосту, и я помог ей, она шаталась, подобраться к краю берега, где, конечно же, она вздохнула и упала мне головой на плечо. Я не знаю, где я нашел силы, чтобы сделать это вообще, боюсь, это было сделано крайне грубо, но мне удалось протащить ее вниз по берегу и втолкнуть под арку моста. Дальше я уже не мог ее подталкивать, потому что мост был таким низким, там можно было только ползти. Так что мы должны были остановиться – моя мать почти полностью на виду, и мы оба в пределах слышимости.

Мое любопытство, в некотором смысле, было сильнее страха, потому что я не мог оставаться под мостом, и быстро выскочил из низины, откуда, из-за кустов, я мог наблюдать за дорогой прямо перед нашей дверью. Едва я успел укрыться, когда мои враги начали прибывать, семь или восемь из них бежали тяжело гремя башмаками по дороге, а человек с фонарем нёсся в нескольких шагах впереди. Три человека бежали вместе, рука об руку; и я увидел, даже сквозь туман, что средний человек этого трио был слепым нищим. В следующий момент его голос продемонстрировал мне, что я прав.