Ольга Мартинес - 1001 день из жизни ненастоящей женщины. Реальные истории

Каждый день у нее собирались гости. На столе с вечера оставались немытые чашки и блюдца. Ленка роскошным жестом заворачивала их в скатерть и швыряла на пол. Жалобно звенела разбитая посуда, а Ленка посылала подружек на кухню за новым сервизом.

Потом они садились обсуждать женихов, разом посватавшихся к бабке. Кого выбирать? Большого пожарного начальника, который протянет долго? Или контр-адмирала, который долго не протянет?

Я сидела, крепко зажмурившись, и обещала себе, что если у меня будет жених, то я буду любить его сильно-сильно. Всю жизнь.

И наврала, конечно.

Вечерами, уложив детей, перемывая на сумеречной кухне кастрюли, уставшая и выжатая за день, я вспоминаю баронессу, Лилию Ричардовну и… Ленку даже! И сожалею, что ничему у этих настоящих женщин не научилась.

Когда мамина блестящая идея правильного женского воспитания провалилась и стало ясно, что ничего путного из меня не выйдет, она решила развить мой талант. Только сначала его надо было найти.

Мне исполнилось шесть, и родительница отвела меня в спортивную школу олимпийского резерва. Там тренером юношеской сборной трудилась ее подруга. Какие-то люди меня гнули вперед и назад, поочередно подвешивали на брусья и кольца. Эти люди все время морщились. Дело пошло веселее, только когда пришла очередь батута.

– Да она с такой жопой переломает нам все снаряды! – резюмировала тренерша.

– Но ведь на батуте у нее почти получилось, – возразила ей мама.

– В роли летающего бочонка твоя дочь, безусловно, впечатляет. Но если я возьму ее в гимнастику, меня тут же уволят из сборной.

Маму так просто было не сломить, и она отвела меня туда, где лучше понимают в талантах, то есть в балет. Девочки с пучками и в одинаковых пачках репетировали танец колосков. Я решила сразу убить их «Лебединым озером». Старуха-балетмейстер вернула меня маме со словами:

– Я много повидала, но вот лебедей, у которых вместо крыльев кочерга… М-да…

С балетом было покончено.

Дальше последовали: фигурное катание…

– Очень, очень способная и пластичная крошка! А вы не пробовали отдать девочку в конькобежцы?

Меня попеременно выгоняли из лыжников, живописцев, кружков юннатов и… Затем меня оставили в покое, признав поиск хоть какого-нибудь завалящего таланта пустой тратой времени.

Но тут случился хор…

В третьем классе нам выпала неслыханная удача. В школе организовали хор. Я записалась первая. Я уже видела себя на сцене в шляпе и черных сетчатых чулках а-ля Лайза Минелли.

Но еще не знала, что кабаре и революционный хор – это разные вещи.

Нас поставили в ряд и зачитали репертуар. Я все еще продолжала надеяться на шляпу и мюзикл с Бродвея, но хоровичка была неумолима, и мы запели:

– Мы же-е-е-ертвою пали в борьбе роковой…

Она зверела:

– Вы жэ-э-э-э-э! Вы самое настоящее жэ-э-э-э! Там пали лучшие из лучших! Жертвою пали! А вы! Блеете, как овцы с аула! Вы должны быть похожи на жертв революции!

Я не хотела быть похожей на жертву революции и решила дождаться своей шляпы и мюзикла с Бродвея. Но следующая песня была про «Мы беззаветные герои все, и вся-то наша жизнь есть борьба!».

– Мы кр-р-р-расная кавалер-р-рия! – гремела хоровичка.

– Мы бе-е-е-е-е-е-е… – нестройно стонали мы и рвали последний хоровичкин нерв своей безнадегой. Никто не хотел бороться за жизнь.

Близилось школьное выступление перед ветеранами. Ветеранов насильно пригнали из подшефного дома престарелых, что был напротив школы. Такое с ними случалось раз в месяц, и те, что в своем уме, начинали исступленно завидовать тем, кто в беспамятстве.

Меня, как не показавшую ни слуха, ни революционного задора, посадили на стул посреди сцены.

Мне отводилась ключевая роль. В заключительной песне «Мы красная кавалерия, и про нас…» я должна была стучать по стулу, на котором сидела, изображая конницу Буденного.

Но за неделю до этого мама отвела меня к ортодонту и мне поставили пластинку на нижние зубы. Не брекеты, а съемную распорку, которая крепилась проволокой и постоянно вылетала изо рта.

Ветераны откровенно страдали и жидко хлопали. Пока не прискакала красная кавалерия. Пластинка была неудобной, я от нефига делать толкала ее языком. Внезапно она встала дыбом и заклинила мне распахнутую челюсть. Я пыталась выплюнуть ее без рук, гримасничая, как Джим Керри.

Я сразу стала похожа и на жертву революции, и на Троцкого с ледорубом в черепе, и на подстреленного Фаней Ильича в придачу.

Я видела, как медленно вылезали на лоб глаза хоровички, и она трясла головой, чтобы кавалерия быстрее сгреблась со сцены. Но я продолжала стучать на стуле и строить дикие рожи, пока пластинка не вылетела вон и не шлепнулась ей под ноги.

В зале аплодировали все, кроме дирекции. Да, пусть вот так, пусть без сетчатых чулок, но и в моей жизни была короткая минута славы!

Впрочем, зачем вам чужой печальный опыт. Вы же имели свой! Даже еще круче! Все коллективное женское бессознательное, что складывалось в нас годами, накапливалось с детства, как подготовка к единственно важному событию в жизни – к СВАДЬБЕ, должно вот-вот взорваться феерической любви навстречу. Биологические часы, как таймер на мине замедленного действия, уже пошли по третьему кругу. Но только на горизонте – пустота!

Такого факапа у настоящей женщины никогда не случается, но ненастоящая, которая второй сорт, готовится встретить счастье во всеоружии. Газон подстрижен, дорогостоящий педикюр пропадает, а Германа все нет.

Полно тех, что готовы свиньей резвиться на газоне, плотно ужинать и ехать прочь на ночной электричке. Но нет ни одного, кто позвонит в дверной звонок твердой мужской рукой. Поставит чемодан с несвежим исподним на порог и скажет: «Я пришел к тебе. Навсегда».

Однажды я и мои подруги, находящиеся в этой обидной ситуации, затеяли напиться. Пожрать, поржать и порыдать. Все как у всех.

И вдруг одна говорит:

– А-а-а… осталось последнее средство! Иду покупать тапочки!

– Беленькие? – испугались мы.

– Нет, мужские, сорок пятого размера!

И поведала, что, если купить мужские тапочки да в полнолуние войти в свою квартиру с этими тапочками на руках, в ней тут же мужик поселится. Навсегда.

– Только тапки надо брать дорогие, – сказала она, отрубаясь, – а то возмешь дешевые резиновые – и мужик придет никудышный. Алкоголик.

И забылась тяжелым пьяным сном.

Наутро я решилась: чем изводиться от любопытства, надо купить тапки и попробовать. В ближайшее полнолуние, ровно в двенадцать я открыла дверь своей квартиры. Как была, в пижаме, встала на карачки, одела тапочки на руки и поползла внутрь своей квартиры. Мужик-то не по воздуху должен прилететь – ногами прийти, иначе это не мужик, а привидение.