Николай Смирнов-Сокольский - Сорок пять лет на эстраде

Титр: Я предсказываю, что большевики продержатся только до субботы…

— Эх, Александр Федорович, они же хитрые. Они, как об этом услыхали, и субботу и воскресенье отменили, на непрерывку перешли. Пятилетку и ту в четыре года справлять хотят, пятый — выходным объявили… Тринадцать лет этой субботы дожидаетесь…

Титр: Производительность некоторых ваших заводов понизилась…

— Ну, это кое-где руководители были виноваты. Они все время друг друга обследовали — выясняли, почему производительность понижается. Работать некогда было. Только сейчас догадались, что причина именно в обследованиях и заключается. Говорят, комиссию назначили обследовать, почему обследованиями занимались. Поправятся, Александр Федорович!

Титр: Вы должны эту совдепию ненавидеть.

— Да нет, Александр Федорович. Наоборот, у нас любят ее… Титр: За что же?…

— Да ведь как вам сказать… Ежели рассуждать серьезно — помните ли вы, Александр Федорович, в октябре семнадцатого года подул ветерок, ветер, который превратился в бурю…

(На экране ветер сметает все и вся. Буря. Возникают документальные кадры новостроек.)

— …в бурю, от которой полетели вы, Александр Федорович, а вместе с вами все те, которые действительно любили свою родину только за то, что в ней можно было жрать, спать и благодушествовать у сытого казенного пирога… Полетели вместе с вами толстозадые генералы, сопливые поручики, политические болтуны, толстосумы морозовы, митьки рубинштейны… Вы — жалкий паяц, эмигрантская петрушка, смеющая говорить от лица народа, — вы думаете, что душа этого народа действительно в паре новых галош? У нас многого нет, многого не хватает — мы знаем… Но мы любим эту страну, любим за то, что она сама, как буря, несется вперед, любим за стройку, за неповторимые дни, за суровую надпись на суровом железобетоне — вперед, вперед и чтоб больше назад никогда не податься!..

1930

Сразу же после сообщения конферансье о выступлении Смирнова-Сокольского гаснет свет и вспыхивает экран:

Титр: А Сокольского-то в театре и нет…

(На экране бурное объяснение конферансье А. А. Грилля с помрежем. На лицах — паника.)

Титр: Товарищ Грилль, что же делать?… Прорыв…

(На экране Грилль гонит помрежа разыскивать Сокольского. Помреж убегает, возникает подъезд Мюзик-холла.)

Титр: На ликвидацию прорыва.

(Из подъезда выскакивает ватага билетеров, разбегаются в разные стороны. Помреж бежит тоже. Грилль звонит по телефону. Главный кассир снимает трубку, слушает.)

Титр: Чистейший вид оппортунизма.

(Кассир у телефонной трубки: от ужаса у него встают дыбом волосы. Помреж бежит по улице на розыски.)

Титр: А Сокольский, оказывается, по дороге задумался…

(Памятник Гоголю. Наплыв на Сокольского, стоящего в раздумье около памятника. Подходят две обывательницы-старухи. Рассматривают Сокольского.)

Титр: Как ты думаешь… Просто он остановился или зачем-нибудь в очередь встал?

(Становятся в очередь сзади Сокольского.)

Титр: А Сокольский раздумывал о том, что…

(Памятник Гоголю. Книга Гоголя. Наплыв на дремлющего Сокольского. Наплыв на страницу книги «Мертвые души».)

Титр: Мертвые души найдутся и теперь…

(Кадр из кинохроники: папа Римский с епископом благословляют.)

Титр: Заколдованное место.

(Кадр из кинохроники: очередь у магазина Центроспирт.)

Титр: Страшная месть.

(Человек спрыгивает с трамвая. Его штрафует милиционер.)

Титр: Пропавшая грамота.

(Газета с заголовком: «Вандервельде вынужден признать успехи СССР». Наплыв на заголовок: «Форвертс» не печатает статью Вандервельде».)

Титр: Обычаи значительного лица были величественны чрезвычайно.

(М. И. Калинин, окруженный деревенскими ребятишками.)

Титр: Записки сумасшедшего.

(Расписание поездов. Наплыв на доску с надписью: «Поезд № 7 опаздывает на 8 часов».)

Титр: Старосветские помещики.

(Детишки в яслях сидят на горшочках.)

Титр: Дама просто приятная.

(Корова в совхозе.)

Титр: Дама, которая сейчас действительно приятна во всех отношениях.

(Свинья с поросятами.)

Титр: Страшное чудовище Вий.

(Портрет пианиста и композитора Дмитрия Покрасса.)

Титр: Время шло… Намечались уже советские Чичиковы, Хлестаковы, Держиморды, Ляпкины-Тяпкины и т. д. Но в это время…

(Бегущий по улице помреж Грилль в отчаянии держится за голову. Сокольский в задумчивости у памятника. Около него очередь. Подбегает помреж. Расталкивает Сокольского. Оба убегают. Стоит мотоцикл. Шофер слез. Подбегают Сокольский с помрежем. Садятся, оглядываясь по сторонам.)

Титр: «Вечерняя Москва»: «В автопарке МКХ зарегистрированы случаи краж не только частей, резины и пр., но и целых колес от автобусов».

(Сокольский с помрежем едут, и подъезжают к Мюзик-холлу, вбегают в подъезд. Грилль у занавеса. Вбегают Сокольский с помрежем. Сокольский спешно раздевается, приготовляется, отдергивает занавес.)

Свет. Сокольский на сцене.

— Вот так, товарищи, пройдешь иной раз по Арбату, посмотришь на памятник Гоголю и подумаешь: а ведь действительно был великий писатель… Вы, конечно, понимаете, что я про Николая Васильевича Гоголя говорю, вы не перепутайте. Есть еще Анатолий Васильевич — это совсем другой Гоголь. Наш. Современный. Ну а современная литература вообще, по-моему, переживает в настоящее время кризис. Подумать только, сколько ежедневных печатных произведений на свет появляется, а что в них заворачивать, сразу и не придумаешь.

В некоторых, особливо кооперативных, магазинах художественная литература эта лежит на прилавке буквально безо всякого движения. Не проникает, так сказать, в массы.

Или напишет, например, молодой писатель повесть, посвященную, скажем, кампании за качество продукции. Ан, пока там эта повесть печатается, набирается — кампания эта, глядишь, закончилась и все разговоры не только о качестве, но и о самой продукции становятся явно несовременными.

Века пройдут, а жив будет Гоголь, Николай Васильевич. И заметьте себе: «Цемента» не написал, «Рельсу гудят» не его сочинение, а иную строчку возьмешь — как сегодня про нас написано. И разве не про стремительность наших большевистских темпов говорят эти знаменитые строчки: «Эх, тройка! птица-тройка, кто тебя выдумал?… кони вихрем, спицы в колесах смешались в один гладкий круг… и вот она понеслась, понеслась!..»

И в одном только ошибся классик. Не неведомая сила и не тройка (какая там, к черту, тройка!) подхватила тебя на крыло к себе, и несутся навстречу не купцы на облучках, не лес с темными строями елей да сосен, а летят трактора, Днепрострой, Магнитострой.