Люда Тимурида - Моя профессия ураган

Я не выдержала и напала на нее, дав по шее. Мы схватились, хохоча и борясь. И я была тут же наказана за свою самоуверенность. Поскольку я почти ничего не помнила и не знала, то мгновенно оказалась взятой на прием. И с заломанными руками за спину, была ткнута носом в пол. Юурга сидела на мне и, хохоча и смеясь, приговаривала:

— Будешь?! Будешь?!

Я стонала не отвечая.

— Радом, помоги… Больно же!

— Слабовата ты для двести тридцати тэйвонту что-то, — снисходительно сказала

Юурга, похлопав меня по плечу.

— Уже на три больше и одного настоящего дожута! — хладнокровно сказала подошедшая Тигэ. На нее вскинули удивленные, неверящие глаза.

— Дожута?!

— Именно настоящего дожута. И никого иначе. Со знаком… Как магнит всю пакость к себе притягивает…

Все метнули взгляд на Радома и захохотали. Радом пригрозил им кулаком.

— Ты, Тигэ, доиграешься когда-то со своим языком, — предупредил он.

— Она словно чует опасность, — продолжала Тигэ.

Я гордо улыбнулась.

— И потом безошибочно лезет туда, как свинья в грязь…

Я угрюмо взглянула на нее из-под руки Юурги.

— А насчет техники… Она с тэйвонту не возится, а просто уничтожает, опережая. Так что вы помните, и не обманывайтесь ее невинными наглыми глазами.

— Сама ты наглая! — завопила я, но была тут же ткнута носом в грязь и накормлена мусором.

— У вас тут не мыто, — пожаловалась я.

— Это она при Радоме такая тихая, — сказала Юурга. — Притворяется. А уедет, она слона будет изображать и на ушах пикировать.

— Хозяйственная! — с чувством сказала Шоа. — Пол вылижет.

— В ближнем бою она не сильна, — заметила Юурга.

— Ниитиро она убила ударом кулака, — холодно сказал Рихадо. Они ахнули. — Не обманывайтесь, иначе это уже поражение. И вы, девочки, были бы уже мгновенно убиты, если б она перед Радомом пай-девочку не ставила… Когда убивает, она не медлит и долго не думает…

— Но мне действительно больно! — взмолилась я.

— Еще бы, когда тебя взяли в захват!

Радом вежливо, но твердо освободил меня.

— Юурга, ты не ответила…

— Я пошутила — конечно, сделаю. Глаз с нее не отведу. В одной постели спать буду… Никого из врагов не подпустим… Бить врагов буду по рукам вместо нее, если потянут к ней свои темные лапы… — пообещала она. — Только мне надо в

Ехане на денек заглянуть, а потом я уже дам обет, ибо телохранителю отлучаться настолько уже нельзя…

— Хорошо, — разрешил Радом. — Все всё запомнили? Выяснить кто она и откуда!

Это задание! — это жестко, как настоятель. — А то вы все тут разленились.

Коней боитесь, девчонку столько раз упускали, что стыдно, нападение отбить не сумели…

Тэйвонту обиженно загалдели.

Но Радом уже прощался со мной.

— Может, поедешь утром? — положив ему руки на грудь, жалобно спросила я.

— Совет не станет ждать. Да и подготовиться надо. Зачем его дразнить?

— Удачи и победы, — шепнула я. — И помни — здесь всегда тебя ждут… И если тебе нужна будет помощь, позови… Мне кажется, я начинаю чувствовать твои мысли… Или передай другими. Я приду хоть на край света, в ад и пургу…

Я взяла его руку и положила себе на грудь.

— Слышишь, как бьется сердце? — Оно твое. И я твоя… — прошептала я, обмякая и совершенно не желая его отпускать. Не хотела и все… И плакала. Радому пришлось осторожно разъединить мои руки, ибо я не хотела их разжимать.

Когда он ушел, чтоб уплыть, ибо они плыли по реке, ибо среди них были раненные, я смотрела вслед нему заплаканными глазами, а потом разревелась как девчонка…

— Радом, я тебя люблю, — прошептала я. — Не покидай меня!

Ужасно, но я уехала с заимки еще до того, как уехал Радом. Никаких фокусов я не выдумывала. Просто обогнала его, распрощавшись, взяла одну из лодок, пока он на мгновение задержался с ребятами, и поплыла в темноте. Подозреваю, что я для них будто исчезла, когда они проводили Радома, но что же из этого. Я всегда делаю то, что самое простое. Зачем мучиться, выкидывать штуки?

Зачем прятаться где-то, если у меня есть работа на самом виду, в театре?

Неужели я стала бы ждать, пока без Радома придет приказ меня казнить? Да и у меня были странные подозрения насчет своей дочери — каким образом она похожа на него, а он об этом не знает?

Вспомнив о дочери, я снова разревелась. Как мне туда в Ухон до нее добраться?

Может, она придет на премьеру? Чудовищную премьеру, которую мы готовили?

Как Ника я то ли жила, то ли металась. Только репетиции и спасали меня. В остальное время я неподвижно лежала, без движения тупо смотря в одну точку сухими глазами. Ах, Радом, Радом. Почему ты, холодный тэйвонту, свел меня с ума?! Я люблю тебя! Как я ненавижу тебя! Думаю о тебе ежечасно, ежесекундно, постоянно… Думаю безумно, безрассудно, обожающе, до боли, до горя, до слез… Что бы я не делала, не думала, не хотела, все равно я думаю о тебе…

Ты присутствуешь во мне, как тень, ты есть, ты тут, наполняешь все. Каждая твоя черта врезана в мою память, и ночью ты снова склоняешься надо мной.

Почему я тебя ненавижу? Я не знаю… Я бы лучше умерла на твоей груди, такого злого… Ты даже не женился на мне… Я ничего не знаю, не помню, я тоскую и боюсь… Почему мне кажется, что она моя дочь? Почему мне хочется биться о стену головой?

— Чего тоскуешь? — прерывает меня голос Эфраимоса.

— Не знаю… — тихо отвечаю я.

— А мы тут чудо-балет затеяли на праздники… — довольно говорит Эфраимос, потирая руки. — Развеешься перед праздниками! Это же будет Премьера! Всем премьерам Премьера! — он закатывает глаза. — Про королеву Маэ! Король совсем сошел с ума, если приказал это, но мы должны выполнять его приказы, должны…

— он опять довольно потирает руки. Скандал, который случился на прошлой неделе, еще не утих. Сам король решил почтить страшную память своей погибшей жены Маэ после таких знамений. Почти полная гибель — четыреста черных тэйвонту

— на площади перед Храмом — произвела безумное впечатление на народ и людей.

За всю историю, когда погибал хотя бы один тэйвонту, это был траур в конкретном княжестве, невозможное событие. И убийство четырехсот тэйвонту стало шоком для всех. Нация была в шоке до сих пор. Не оттого, что их убили, а что это была такая чудовищная цифра. Считалось, что настоящего тэйвонту убить невозможно. Никто не верил, что это возможно без божьего вмешательства. Было тщательное разбирательство, опрошено тысячи свидетелей, и установили, что именно черные тэйвонту открыли войну в Храме. Это было невозможно. Это было почти кощунство. От такого кощунства от них отвернулись почти все. Даже слабоумный король вспомнил о своей жене…

— Церковь допустила это помутнение рассудка короля только потому, что они на все сто уверены, что виновница смут погибла… — хладнокровно сказал Эфраимос.