Люда и Игорь Тимуриды - Моя профессия ураган

И все больше почему-то на сцене тэйвонту, и куда-то уносят тэйвонту актеров…

И они постепенно заменяют выбывающих актеров… Откуда-то свистят стрелы, но я их не замечаю… Я танцую среди них, легкая и печальная, как перышко… Только

Рила осталась из прежнего состава… Но она танцует, как настоящая принцесса

Ришка, в плотном кольце прикрывающих ее тэйвонту… И она в настоящем легком и очень дорогом аэнском военном доспехе…

Как Радом обнимал меня! Откуда он знал сцены? Боже, бесстыдный!

Не знаю, как я продержалась до конца, до последнего действия, не нарушив ни одного внутреннего или внешнего проявления, а, наоборот, выложившись полностью, до конца… Ведь это была так любимая мной великая история о великой и трагичной прекрасной любви…

Когда я окончила последний танец, молчание стало просто бездонным… Оно было абсолютным… И почему-то тысячи смотрящих глаз. Даже мой слух тэйвонту не слышал ни одного звука, точно они там замерли… По роли я опускалась на землю возле любимого Героя. И засыпала, счастливая, в его руках… Я лежала и плакала. Такого позора и унижения, и провала я не испытывала никогда… Мне хотелось умереть…

Не знаю, сколько это длилось… Я знала, что такого провала я не переживу…

Ведь это я была виновна в нем, ибо именно я вела танец, вела партию, вела все… Я плакала и ничего не видела, ибо должны были опустить занавес… Черт с ним, с искусством — уйду в солдаты…

…А потом раздался удар и страшный треск, и я вжала голову, от удара по ушам, поняв, что снова началось страшное землетрясение, как десять лет назад. Так мне и надо — подумала я сквозь слезы… Я даже не собиралась прятаться и вставать… Я хотела умереть… Этот страшный грохот давил уши…

Мой взгляд случайно упал на актеров моей группы, вышедших и застывше смотревших большими парализованными глазами прямо в зал…

Медленно, медленно я обернулась…

И безумный невыносимый грохот почему-то стал нестерпимым, словно ответив мне, усилившись еще тысячекратно…

Это были аплодисменты!

Все сотни тысяч людей стояли стоя на ногах, плача, безумно аплодируя руками над головой, воздавая почести, которые воздают только императору…

— Она так заворожила зал, — сказала Радому подошедшая сбоку Тигэ, речь которой я краем глаза читала по губам, — что они готовы были убить того, кто нарушит святое мгновение очищающей душу тишины искусства…

Я медленно встала.

Эта картина надолго врезалась мне в память и утешала меня в минуты неудач и сомнений в своем творчестве… Стоящий амфитеатр, плачущие лица и миллионы бешено бьющихся рук, как обезумевшие птицы… Ошалевшие, заплаканные глаза…

— Вставай, вставай, — ошеломленно и испуганно произносил Эфраимос. И я читала его слова по губам, ибо его совершенно не было слышно из-за пугающего, грозного рокота и рева, когда он за руку тянул меня к краю рампы… — Поклонись им же… Они же убьют нас звуком…

Я не поклонилась. Я молча стояла, наоборот, полностью выпрямившись.

…Да, весь громаднейший амфитеатр на сотни тысяч человек был на ногах…

Сотни тысяч мокрых, громадных, счастливых глаз… Они все стояли стоя… Я снова видела миллионы раскрытых ртов; бешено бьющихся над головой, как крылья голубей, рук; безумные, кричащие, рвущие на себе одежду и драгоценности, плачущие лица… Аааааа… Я поняла, что треск и рев это были звуки миллионов ударов ладоней и давно перешедшего возможность разобрать человеческий голос обезумевшего, сумасшедшего, заплаканного крика… Невозможно даже представить подобного безумства…

Я увидела счастливое заплаканное лицо Рилы, странно смотрящей на меня.

Они признали меня как художника, вопреки всему, не побоялись, и воздали почести художнику, которые не воздавали Царям уже сто лет.

Я не поклонилась!

Постепенно они перешли в ритмичные удары и каждый синхронный удар разрывал голову… Эфраимос сел, прикрыв голову. Я спокойно стояла… И все шаталось…

Кричащие, совершенно растрепанные, безумные, дергающиеся люди… Заплаканные, мокрые, срывающие с себя норковые манто и драгоценности, кидающие их на сцену, ничего не соображающие, только рвущиеся поближе к сцене…

Ни-ка! Ни-ка! Ни-ка!

И вздернутые в знаке повиновения и преданности руки.

Да, они скандировали имя… Рев… Грозное, страшное имя, в безумии повторяемое миллионом раскрытых в иступленном крике ртов…

Я же спокойно и гордо стояла, не склонив головы. Такого никогда не было. Никто не понимал, что происходит. Но я даже не улыбалась, стоя с суровым лицом. Я знала, что сейчас, в момент наивысшего триумфа, на меня устремлено все тысячи зеркал, и даже Храмовая система. И сейчас, в праздник, мое лицо увеличено в миллионы раз. И все видят малейшее его изменение.

И я просто устало провела по нему рукой. Маэ исчезла, осталась я сама, выпрямляясь. Осталось и на миллионы глянуло мое собственное лицо. Во всей суровости. Уже больше не прячась, в полную мощь, перестав скрывать свою душу и став такой, какой даже представить меня не мог Радом…

Все на мгновение замерло. Полная тишина. А потом загремела странная песнь.

Странная песнь миллионов. Которую пели, подняв мечи в знаке почтения военачальнику. Она страшно рванулась в небо боевым гимном почтения и преклонения…

Они меня узнали. С этой песней шли в атаку мои боевые легионы. У меня по щекам текли слезы.

Повсеместно вспыхивали кровавые схватки, кто-то зло кидался вперед, но их мгновенно зарубали…

И тут ударили колокола… Все миллионы колоколов Дивенора… Наступило

Рождество… Чистый звон… Разгоняющий тьму.

Я еще раз подняла руку и провела ей по лицу. Только на этот раз на ней был перстень Властителя, которого не видел у меня Радом. Печать видели все. И все видели, когда я подняла руку в известном всем жесте.

Жесте присяги КОРОЛЕВЫ.

Они сами обманули себя.

Все вздрогнули.

И медленно, в полном молчании, тысячи перстней засияли мне в ответ в жесте вассальной присяги и верности.

Враги сами обманули себя. Король был безумен, мой брат — еще по возрасту мальчишкой. Альтернативы не было. Если б король не был безумен, все еще можно было бы поправить и помешать. И, может, им потом переиграть. Но я вступила во власть ЗАКОННО. Все дело в том, что это был год моего официального вступления во власть. С последним ударом колокола я официально вступила в зрелость… По закону вся власть отошла мне… Они сами себя переиграли. Все предусмотрели.

Только забыли самое главное. Они забыли, что в этот год мне исполнится год взросления… И сами расчистили путь!

И над всем амфитеатром вспыхивали блики мечей в счастливом гуле, поднимаемых горизонтально над головой. Простые люди принимали пожизненную присягу верности.