Чжан Тянь-и - Записки из мира духов

Рисуя обстановку борьбы за власть, Чжан Тянь-и в острых сатирических красках изображает противоборство двух парламентских партий - восседающих и корточкистов. Вот как эти партии характеризуются:

"- Странные названия! - заметил пришелец.

- Ничуть,- бросил господин Сяо.- Названия у партий разные, и Парламент соответственно разделен на два лагеря, но политическая платформа тех и других почти одинакова и основана на политике простолюдинов.

- В таком случае, какая нужда в двух группировках?

- А вот какая. Политическая программа у них одна, это верно, но в быту кое-какие различия есть. Скажи-ка, в месте отдохновения для мужчин ты восседаешь на стульчаке или присаживаешься на корточки?

- Присаживаюсь. Но что из этого?

- В таком случае ты должен поддерживать партию корточкистов. Члены этой партии призывают соотечественников совершать естественные отправления, сидя на корточках, ибо такая поза наилучшим образом соответствует принципам санитарии и гигиены. Партия восседающих, напротив, склоняет граждан к восседанию на стульчаке, утверждая, что требованиям санитарии и гигиены отвечает именно эта поза".

Нужны ли тут комментарии? Едва ли может быть более уничтожающая сатира на пресловутую парламентскую систему с ее фарисейским демократизмом. Во всем здесь безошибочно угадываются черты двухпартийной американской системы, которую Чжан Тянь-и как бы приложил к гоминьдановской действительности, ибо в Китае двадцатых годов было немало сторонников заимствования этой системы и применения в китайских условиях. Подтверждается это и названием госудаства Migo, которое есть не что иное, как транскрипция иероглифического обозначения Америки. И в мире духов пропаганда твердит о принципах "равных возможностей" всех граждан, "верхов" и "низов", о "совершенной демократии". И предвыборная лихорадка, подобно американскому фарсу выборов, охватывает страну духов. Тут также кандидаты двух партий ведут бешеную охоту за голосами, обрушивают на голову избирателей тысячи заманчивых обещаний, выбрасывают самые неожиданные лозунги, оглушают потоком пустых слов. В общенациональном масштабе разыгрывается спектакль, основные действующие лица которого находятся за кулисами, а на сцене выступают политические марионетки, рвущиеся к популярности и высоким должностям. Балаганная эта комедия проходит по всем каноническим правилам бродвейских шоу. Здесь и показная помпезность, и музыкальное сопровождение, и драматические коллизии, и даже покушения. "...На площади творилось невообразимое - духи размахивали флажками, кричали "ура"; клики толпы заглушались мощным звучанием оркестров: в конце улицы показалась вереница машин. Первая остановилась у дверей Парламента и тотчас же была осыпана живыми и бумажными цветами, серпантином. Народные массы выражали свой восторг. Из машин вышли Лу Юэ-лао, Пань Ло. За ними следовал Янь Цзюнь",

"Простолюдины". Что это? Конечно, ирония и пародийность. В лике "простолюдинов" писателем выведены всесильные магнаты, мультимиллионеры, стремящиеся превратить экономическое и финансовое свое могущество в политическую активность, которая, разумеется, менее всего преследует цели облагодетельствования простого народа, обитателей нижнего яруса. Их философия пошлого практицизма всецело направлена на упрочение их собственного господства над всеми остальными, на сохранение незыблемости угодного им порядка вещей. Социальная сущность их обнажается, в частности, в крайней озабоченности "простолюдинов" поведением народа. В районе, доверительно сообщил представителю прессы кандидат на пост Генерального Президента, положение осложняется "попытками низов пробраться на верхний ярус. Они бесстыдны, их цель - ассимилироваться с верхами. Слабоумные дикари, животные, я их..."

На фоне остервенелой этой ненависти "простолюдинов" и их адептов к народным массам особенно контрастно проявляется ханжество того же Лу Юэ-лао, который демонстрирует свою "истинную простоту и демократизм" подметанием в течение тридцати секунд идеально чистого пола. Подметание пола, не без яда замечает автор, символизирует "благородную устремленность верхов", соблюдающих этот ритуал на каждом крупном приеме.

Беспощадны сатирические краски в изображении писателем "великого Акта" - выдвижения в парламенте кандидатов на пост Генерального Президента. Мотивируя решение о выдвижении кандидата от партии корточкистов, "простолюдин" Янь Цзюнь указал, что, согласно новейшим исследованиям физиологов, "поза корточкистов при совершении естественных отправлений гарантирует от запоров",- а так как страдающий субъект, понятно, не может в полной мере служить великому делу, поэтому "мы, патриоты, должны заботиться о здоровье..."

В условиях квазипарламентского демократизма каждый "простолюдин" имеет легальное право излагать свое представление о человеческих идеалах. Тем примечательнее, что персонажи повести, медленно наливаясь злобой, устрашают друг друга понятиями из политического и нравственного лексикона. Выступая с критикой "научно обоснованной" концепции корточкистов, "простолюдин" Пань Ло решительно заявляет, что "корточкизм не исключает запоров. Соотечественникам старый способ надоел, они хотят переменить позу; если ничего не изменится, отвращение к старой позе будет обостряться и может перерасти в полную апатию, в нежелание исполнять свой долг... трудно даже предвидеть, господа, все последствия такой близорукой политики..."

После обмена программными речами джентльмены, не добившись уступок противоборствующей партии, переходят, как это принято на выборах в респектабельном обществе, к яростной картежной схватке, в которой они зловеще и страшно звереют и в которой решается судьба нового Генерального Президента. Игра в карты лишь форма. Победил главный бог - капитал, те магнаты, что сделали ставку на баснословные свои деньги: "вся мировая война... стоила куда дешевле".

"- А теперь можно голосовать! - удовлетворенно произнес один из духов, и все присутствующие стали вписывать в бюллетени имя Ба Шань-доу".

Триумф, однако, был недолгим. Прошла всего неделя, а победители Лу Юэ-лао и Пань Ло стали банкротами. Жестокая борьба финансовых и промышленных воротил привела могущественнейших магнатов к ошеломляющему падению - столь знакомому явлению в американской действительности.

Изображаемая в повести борьба, быть может, имеет пределы. В своем сатирическом повествовании автор почти не выходит за частокол противоборства двух партий. В рамках такой методологии соперничество, происходящее между всесильными магнатами, сводится к противопоставлению друг другу своекорыстных планов, почти не связанных с живой тканью социальных процессов, с логикой классовой борьбы, с диалектикой общественной жизни. И в этом известная узость "Записок".