Люда и Игорь Тимуриды - Как воспитать ниндзю

Но мама, видимо, хорошо зная меня.

- А ну выкладывай! – резко разворачивая меня и крепко обнимая, сказала она. – Что еще у тебя на душе? Если б тебя волновал только Джекки, то ты б пошла и набила б ему мордочку, а не сидела бы сложа руки...

- Нич-чего, – твердо сказала я, трезвея, ибо мне было стыдно за свои корыстные мысли. – Ничего абсолютно...

С этим платьем у меня было связано столько надежд! Мне так мечталось, что, увидев меня в нем, меня кто-то полюбит по настоящему. И я буду настоящей золушкой и найду настоящего крепкого и прекрасного принца и военачальника, такого себе Бога Войны, что победит мое сердце... И вот все надежды рухнули безвозвратно... И почему-то было так тоскливо, хотя я понимала, что это чепуха и даже смеялась внутри над собой.

- Бери пример с Мари, она не огорчается, – сказала мама.

- Но Мари дочка! – вырвалось у меня, прежде чем я поняла, что выдала себя.

- Ты огорчилась из-за камня, – ахнула она. И догадалась: – Я подарила все твои детские сокровища!

- Ничего себе детское сокровище в полтора миллиона! – фыркнула Мари.

Я никогда не задумывалась над денежными вопросами и даже не думала копить и собирать сокровища отдельно от семьи, и всегда, не задумываясь, отдала бы все, что надо, для дела. Но естественно найденный камень был некой страховкой без всяких нехороших и дурных скрытых мыслей в моем двойственном положении, когда меня никто не хотел признавать дочерью официально, и я была то ли горничная, то ли неизвестно кто в семье... Это меня не трогало, ибо я ни от кого не зависела... Раньше...

Но мама поняла – она всегда понимала мои мысли.

- Вот, Господи, что ты надумала! Возомнила себя бедной, чужой и покинутой приживалкой! – сплеснула руками она. – Повешу отца на собственном галстуке, сколько раз я говорила ему, что надо удочерить тебя!

Я отвернулась, ибо это разбередило старую детскую рану.

- Лу! Дочка!!! – она заглянула мне в глаза, – ты часть семьи как Мари, и ты имеешь такое право на все, кроме майората отца, как и мы, – ласково, но твердо сказала она. – И вообще я дура... Сегодня же прикажу перевести на твое имя пятнадцать миллионов в разных банках и собственности как твое приданное, и отдать распоряжение, чтобы ты могла сама ими распоряжаться... И только ты сама, даже если выйдешь замуж! Давно надо было сделать это тебе и Мари, ведь вы уже взрослые! Чтоб не думали всякого!

Надо сказать, что в отличие от английских обычаев, где женщина не имеет права распоряжаться собственностью и деньгами без разрешения мужчины или мужа, у нас всем распоряжалась мама и Мари... И это было понятно – отца и любого из нас могли убить... Да и распоряжаться в его отсутствие приходилось всем именно им. Мама здесь правила. После меня.

- Я испорчу тебе платье слезами, – слегка отталкивая ее, с трудом сказала я.

- Ну-ну... – улыбаясь, сказала мама, не отпуская. – А я то думала, что же это ты делаешь?

- Пусть не портит мое платье, рева! – встревожено вмешалась из-за двери Мари. – Мама, сними платье, а потом утешай...

Я огрызнулась.

- Или подожди с этим, пока она высохнет, – не унималась Мари.

- Подумать только, – сказала я маме, – ты знаешь, Мари при мне сказали, что в свои сорок лет в этом платье она выглядит на удивление молодо...

- Иии-го-го! – громко заржала Мари во всю глотку. И так распевала самозабвенно изо всех сил на весь замок. – И-го-го!

Почему-то меня это добило. Так стало тоскливо, так... Я просто умерла в душе... Я вырвалась из рук уцепившейся в меня мамы, и, рыдая, задыхаясь, побежала прочь...

Если б я знала, навстречу чему я побежала!

Я бежала вперед, но тут же налетела на кого-то. Они не давали мне даже спокойно бежать и выплакаться!

- Ваше величество, ваше величество, – зашептал придворный. – Вы бы видели, что эта молодая подмена с королем вытворяет! Хотите, мы ее утопим? – предложил он, видя, что я плачу...

- Нет-нет, наоборот, угождайте ей всем... – буркнула сквозь слезы я. – Холите ее как королеву... Кормите ее вкусненьким, балуйте как ребенка неумеренно, лелейте ее до умопомрачения, безумно восхищайтесь и дарите дорогие подарки, делайте предложения руки и сердца без числа...

Я просто ужасная альтруистка.

Мне плакать хотелось, а я добрые дела делаю.

Проклятая самозванка, выходки которой доносились аж сюда, снова напомнила мне о невосполнимой потери мечты, мне стало горько, и я, как не крепилась, почему-то заревела. На меня совершенно никто сейчас не обращал внимания! Даже отворачивались!

- Мерзкая служанка... – услышала я в след оценку от какого-то придворного своей красоты. Стало так горько, что слезы катились просто неудержимо.

- Вы... вы... вы обидели меня, – с трудом сказала я и убежала.

Все отворачивались на моем пути. Наверное, от плача, мой нос совсем распух и стал красным, а глаза большими и заплаканными... И, наверное, тоже покраснели... Детское горе было просто громадным и безутешным – оно не умещалось в сердце! К тому же я то и дело видела себя в громадных зеркалах – и тогда просто прислонялась к ним и вздрагивала в спазме рыдания.

И тут судьба решила добить меня. Выйдя из зала, я увидела загадочного Вооргота, которого буквально штурмовали штук тридцать прекрасных девиц, прорывавшихся к нему с таким видом, будто им не хватало товару в голодающем Дели и они умрут от голода. Они перли напролом и говорили ему гадости. Среди красавиц он чувствовал себя как рыба в воде... А меня он не видел в упор. Почему-то отчаянье захватило меня.

- Я служанка, служанка, пони, пони... – повторяла я в тупом отчаянии.

Плотной стеной стояли невесты. И не давали пройти. Они были такие красивые, настоящие англичанки!

Стало так больно на сердце...

Невесты щебетали, раскрывали и закрывали вееры и ресницы, и, конечно, рты, томно смотрели искоса – в общем, делали все, что должна делать каждая порядочная женщина.

Одна была особенно милой и прекрасной.

- Куда лезешь, служанка паршивая! – рявкнула она мне.

- Я вовсе туда не хочу... – тихо сказала я.

Девчонки синхронно обернулись, и, презрительно разглядев, отвернулись.

Я только закусила губу, дважды втянув воздух от стиснувшей сердце тоски.

Слезы полились из глаз рекой. Я не порядочная! Когда-то в детстве я, еще маленькая, первый раз в сознательной жизни приехав в Англию к маме, увидела настоящих леди и захотела стать такой. Я целый день ходила, томно хлопая ресницами, крошечная, таинственно молча на все вопросы, махая веером и делая книксены, тихонько хихикая мужчинам и вообще – все, все, все, что я, привыкшая к наблюдательности за короткую жизнь, успела увидеть исподтишка на балу... Я делала это старательно! Я старалась изо всех сил!!! Я так хотела! Даже мои тогда живые три китайца и индеец терпеливо изображали настоящих лордов! Я все делала по настоящему, я так хотела понравиться маме! И так старалась! Пока домашние, собравшись, не пригрозили меня все вместе все-таки победить меня, и дальше убить, если я не прекращу эту карательную акцию над белыми... Никто не поймет обиды детского сердца! Это так меня задело, что я чуть не умерла от горя! Я же так по настоящему, доверчиво старалась! Я долго тихо плакала на чердаке и все твердила кому-то (боженьке) вслух: