Люда и Игорь Тимуриды - Как воспитать ниндзю

- Если б я что-то говорила, я б тебе сказала, – огрызнулась я. – Я вообще вела себя, как категорически приказала бабушка – молчала и хихикала...

Бабушка готова была меня съесть.

- Ничего подобного развратного и аморального я ей не говорила! – вспыхнула она. – Нечего меня обвинять в том, что я учу их кокетству... – яростно ответила она на обвиняющий тяжелый взор мамы. – Я сказала в меру глуповатой, в меру!!!

Они были готовы покушать друг друга, во всяком случае, немножко откусить.

- Так, прекратите, – скомандовала Мари, – на нас и так уже смотрят как на идиоток...

Они покорно прекратили и недоумевающе глянули на друг друга. Недоумевая, что это с ними случилось. А потом вместе накинулись на меня.

- Лу, ты что, не понимаешь, что такое один танец?

- Считать не умеешь?

- До трех?

- И больше чтоб никаких трех танцев! – угрожающе сказала бабушка. – Только один танец, и только молчать!!! Ничего ему не говорить! На все предложения отвечать – я спрошу маму!

Глаза у меня, очевидно, подозрительно загорелись, поскольку я представила, какие это могут быть предложения.

Но мама резко пресекла это.

- Ты все поняла?!? – строго спросила она.

- Спрошу маму, – покорно ответила я.

Странно, но бабушка вдруг заинтересовалась моей жизнью. Боями, сражениями... Как я там выживала и выстояла в яростной схватке...

- Лу, – тихо спросила она.

- Что?

- Тебя били? – тихо спросила бабушка.

- Били.

- Больно?

- Больно...

- Еще хочешь?!

Громко заиграла музыка, заглушая мой ответ, и это было хорошо, ибо не дало бабушке уловить его соль, а то б мне еще раз попало. И так попало! И больно попало!!!

Мама взглянула на меня с мрачностью – она то его и услышала и поняла изюминку.

Я прикусила язык и поклялась себе быть молчаливой, такой молчаливой, как могильная плита и такой во всем всегда вежливой и изысканной, настоящей леди, неживой и покорной, холодной, что не двигается – в общем – благородной англичанкой...

Подлетел новый кавалер и пригласил меня на танец. Они не решились высказывать при нем свое мнение обо мне, потому что материться неприлично. Женщины не могут говорить такие исключительно неприличные гадости. К тому же кавалер уже был до этого протестирован и одобрен бабушкой лично, то есть явно знатен с родословной и годен для брака. С выдающимися племенными качествами и когортой выдающихся предков...

Ну и мозговые способности у производителя были соответствующие... Этот был просто ослепительный болван.

Видя, что я молчу, как пенек, он начал нейтральный разговор сам:

- Я мечтаю найти, чтоб не говорила, не возражала мне, молчала, – откровенно сказал он, – была хозяйственная, преданная, послушная, ласковая, чистоплотная, радостно встречала меня, кидалась с охотой исполнять каждое желание, с хорошей родословной и еще чтоб и защищала меня...

- Немецкую овчарку хотите? – предложила я, наконец, сообразив, о чем это. Я решила помочь человеку и нарушить обет молчания. – У нас есть щенки...

Ошалело помолчав минут десять, он, наконец, ошеломленно произнес:

- Ценю ваш черный юмор...

Я так и не поняла, чего он ценит, если там ничего нет, но пообещала себе выяснить...

- Могу дать вам щенка сенбернара, – чтобы поддержать разговор предложила я.

- Ууу...

- Ну, тогда возьмите дворняжку, – совсем пожала плечами я. – Безродные, они часто очень преданны и милы...

- Сука? – прошептал он, закусив губу.

- Суки больше преданны мужчине! – со знанием дела гордо заявила я.

Я ошеломленно проводила его долгим взглядом.

- Чего это он на тебя так смотрел? – подозрительно спросила мама, глядя ему вслед.

- Не знаю, он странный...

Бабушка подошла ко мне с расписанием, вытянув голову вслед неудавшемуся жениху.

- Я же тебе не дилижанс, чтобы ездить по расписанию! – выругалась я. – Вы превращаете праздник в тяжелую работу, – я с унынием посмотрела на свои туфли, которые жали, ибо были с кого-то сняты. А в моих золотых туфельках танцевала королева...

Я со злорадством подумала, что они ей тоже, наверно, натирают.

Мама выругалась, сказав, крестики нолики япона мать, и отобрала у бабушки карточку.

- Лу! – радостно сказала она, поглядев в нее. – Ты посмотри, сколько кавалеров выразили желание потанцевать с тобой!

Она даже присвистнула.

- Какие люди! Ты только посмотри, граф Финштейн, это же такой красавец!

Я вырвала карточку из рук.

- Где красавец?!

В карточке не было никакого красавца – ни портрета, ни намека...

- Да он же сейчас будет танцевать с тобой, как я тебе завидую!!! – сказала мама.

Мари попыталась вырвать у меня карточку, но я не дала.

- Ищи себе своих красавцев в карточке! – задрав нос, сказала я.

- А у меня есть? – Мари посмотрела в свою карточку.

Я хихикнула и показала ей язык.

- У меня больше, у меня больше! – запрыгала на одной ноге я, дразня ее.

- Какие, девчонки, вы все-таки счастливые! – сказала одна печальная простенькая девчушка, стоящая недалеко от нас с родителями. – Меня за весь бал никто не пригласил!

- Хочешь, поделюсь с тобой? – сострадательно высолопив язык предложила я, выискивая в карточке наиболее некрасивое имя. – Все равно они меня в глаза не видели, а ты меня милее... Только ты сразу не называйся, а вот когда будут делать предложения, сразу соглашайся от своего имени...

Она хихикнула.

- Можно, я с вами постою? – неловко улыбнувшись, спросила она. Я сразу разглядела, что она только одета неумело, а так – легкая как перышко и удивительно нежная и теплая и милая...

- Конечно, – согласилась я. – Только ты знаешь, можно я поколдую над твоим платьем? – я внимательно осмотрела ее наряд и критически нахмурилась. – Ты почему не покупала платье в фирменных салонах Джой? – строго спросила я. – Сама делала?

Та покраснела, и я поняла, что у нее просто не было денег.

Мари внимательно окинула ее и ее платье профессиональным взглядом, присоединившись ко мне, качая головой...

Мама всегда говорила, что у меня золотые руки... И, наверное, напрасно, ибо руки бьют, а золотая голова... Напевая, мы взялись за нее, прикидывая варианты...

- Очень мило, – сказала я, похвалив ее платье... – Вот это даже можно оставить...

В голове словно сами собой рождались мелкие детали, и я напевала песенку. Я всегда видела целое, оно парадоксально рождалось раньше деталей, словно будущее, которое было раньше прошлого...

Отстранив Мари, я сама поработала над платьем прямо там... Здесь изменила складки, здесь добавила... Здесь добавила цветок, здесь положила локон... Здесь добавила тени, здесь взяла пару жемчужин из своей одежды... Бабушка заворчала, чтоб не портила свой костюм, и ее отправили в комнату за драгоценностями. А Мари набросала полную схему прически, уловив, что получается – она всегда была в этом лучше меня...