Люда и Игорь Тимуриды - Как воспитать ниндзю

- Хорошо, я уже все знаю, – успокоила я их, хитро успокаивая, – одного не могу понять, сколько же надо посчитать галочек, чтобы родить ребеночка?

Мама дернулась, папа упал в обморок, Мари вперещила коня и заорала, что еще одно слово, и она вытешет у меня на лбу ворону!

Я обижено смолкла, поняв, что на этот раз моя попытка разузнать правду, чуть соврав, не прошла.

- Врать не хорошо! – щелкнул меня по лбу индеец. – И не плачь – когда-то мой олененок найдет себе пару и узнает всю правду.

- Твой большой рогатый олень сам расскажет тебе про ЭТО! – буркнула подъехавшая Мари, бессознательно стилизуясь под речь индейца, как я поняла.

Мама чего-то буркнула, теперь уже сама ткнувшись в коня.

Занятая такими важными мыслями, а также пытаясь тщетно разгадать загадку их поведения, я не смотрела по сторонам. Ведь любовь это такое красивое явление – думала я. Звездочки считать вместе, розочки нюхать, умиляться, махать веером, но что такое галочки считать никак не приходило в голову. Я все могу понять про розочки и стихи, может галочки это звездочки, но на четвертые сутки мужик слегка прибалдеет, если звездочки будет считать и цветочки нюхать... Как бы они не любили друг друга, но мой опыт подсказывал мне, что после четырех суток такого занятия, он озвереет и будет пытаться убить всякого, кто попадет под руку... И хоть еще раз заикнется о цветочках и стихах... Наверное, Джорджа потому и любили леди и девушки, что он мог выдержать такое так долго непрерывно... Естественно, что король не выдержал и ускакал, а они все ходили по оранжерее и нюхали, – умиленно подумала я, поражаясь его благородству, – и говорили друг другу красивые слова... А потом нашли под цветочком ребеночков... – догадалась я, – ведь так всегда бывает!

Я только успела додумать, что король, очевидно обиделся, что ребеночков нашли без него, и Джордж украл одного, как мои мысли перебил голос палача.

Палача!!! Я, не заметив как, въехала на лобное место...

Оказывается, мы въехали на площадь, запруженную солдатами и народом, плотной стеной окружившую лобное место, на котором, возле палача, ожидая казни, презрительно стоял чудовищно избитый и окровавленный человек, так что лицо его было не узнать, но тело еще сохраняло мощные и прекрасные пропорции Праксителя – высокий, сильный, мощный, хотя и весь синий, израненный и окровавленный. Он, к моему ужасу, стоял там с видом человека, который сделал свое дело хорошо и гордится этим, хотя и о чем-то горюет, что не успел что-то сделать окончательно, но вообще все сделал правильно и доволен этим и ни капли не раскаивается.

Было в нем что-то знакомое, я никак не могла вспомнить, от греческого бога... Я смотрела. И потом вдруг во мне что-то заворочалось...

Медленно заворочалось. Будто животное внутри, раздирающее невыносимым тягучим присутствием внутренности.

Я начала обмирать.

Во мне все застыло и взгляд мой остановился на нем. Тяжелый взгляд. Я все вспомнила. Я узнала его.

Я закричала.

- Воооргооот!!! – я забыла про все, и что он мне сделал.

Я не помнила, как в своем белом платье я пробилась сквозь толпу, разбрасывая кое-кого ударами... Я услышала какие-то разговоры, про невинную девушку мне вслед и спасение ею висельника, если она выйдет за него замуж, но не обратила на них внимания. Я забыла все, все, все, я не слышала все, я кинулась ему на грудь, замурзывая его слезами.

– Что с тобой?! – ревела я.

- Это ты? Ты жива!!! – счастливо засмеялся он, прижимая меня к себе. – Боже, как я боялся, что ты не придешь и что я не увижу тебя перед смертью... – откровенно и счастливо целовал он меня, откидывая мои волосы и открыто любуясь мной. – Боже, как я люблю тебя!

- Ты любишь меня?! – потрясенно спросила я.

- А зачем же бы я еще всю ночь непрерывно убивал дипломатов и иностранцев?! – счастливо спросил он, подкидывая меня на руках.

Я раскрыла рот, предполагая от шока, что он чокнулся от избиений и его заявлениям грош цена.

- Невеста, чистая девушка... – пронесся по замершей толпе странный гул. Все застыло. Все уставились на нас. Время застыло.

Палач подошел к нам. Медленно. Как сама смерть.

- Пора! – тихо сказал он.

Я застыла от ужаса. Точно в страшном сне.

- Обычай! – вдруг тихо всколыхнулась толпа. Но так что палач отпрянул. – Невеста, чистая девушка, хочет выйти за него...

- Этот человек, – громко сказал палач в отместку, – совершил такие страшные преступления, что даже если бы за него заступился король, никто б ему не помог... Он жестоко убил всех послов и иностранцев в Лондоне...

- Обычай... – упрямо тихо, словно каменная волна, упрямо всколыхнулась толпа. – Если чистая юная девушка выберет его, его должны помиловать!

- Какая это чистая девушка!? – воскликнул палач.

Я удивленно обернула к нему свое растерянное, детское, ничего не понимающее лицо.

- Это... – хотел сказать палач, но угрожающий рокот толпы забил то, что он хотел сказать.

- Она чиста... – тихо прогремела толпа, и от этого шепота палач содрогнулся.

Я отчаянно вцепилась обеими руками в одежду Воорготу, растеряно и испугано оглядываясь у него на руках, совсем маленькая для него, словно маленький ребенок. Никогда меня еще так грязно не оскорбляли, как этот палач. И я в первый раз ничего не могла сообразить, и тщетно и отчаянно напрягала усилия, что, очевидно, отражалось перекашиванием на моем испуганном и растерянном детском лице.

- Разве не видно, что это еще совсем ребенок... – яростно крикнула в лицо палача мама, наконец подскакавшая сквозь толпу и увидевшая, куда я исчезла. Она с силой оттолкнула палача. – Это же ребенок, негодяй!

Палач замялся.

- Обычай! – закричали уже требовательно и непримиримо. Толпа надвигалась на солдат немецкой гвардии, охранявших посольства, плотной стеной оцепивших эшафот, и была готова растерзать тех, кто осмелился бы сейчас тронуть меня.

- Вы хотите стать его женой и взять его в мужья? – громко спросил герольд, до этого читавший вслух список преступлений так и не пожелавшего назвать свое имя убийцы.

- Хочу! Хочу! – звонко и забыв про все, и видя только угрожающую ему опасность, выкрикнула я, и отчаянно вцепилась кулачками ему в грудь, так что было не оторвать. – Хочу, хочу!

- Проклятье, она совсем ребенок и не понимает, что говорит! – воскликнул кто-то. – Жалко такую девочку отдавать совсем убийце!

Старухи отвели меня в притвор, где по обычаю осмотрели меня, действительно ли я девственна, но все было как в тумане, и я этого даже не осознавала.

Где-то искали священника, но я плохо все это понимала, видя только Вооргота. Кто-то достал мне цветы... Я не помнила, как закалывали их.

Герольд еще раз настойчиво спросил, хорошо ли я сознаю, что я делаю, и желаю ли я за него замуж.