Никола Буало-Депрео - Поэтическое искусство

Но я не протяну руки ханжам постылым,
Чей неотвязный рой по глупости готов
Любовь совсем изгнать из прозы и стихов,
Чтобы отдать во власть несносной скуке сцену.
Поносят за соблазн Родриго и Химену,
Но грязных помыслов не может вызвать в нас
О заблужденьях чувств возвышенный рассказ! [83] Родриго и Химена — герои «Сида» Корнеля. В «Мнении Французской Академии о трагикомедии „Сид“» (1638), составленном Шапленом, Корнелю ставилась в вину «безнравственность» его героини. Кроме того, в 1661 г. вышла брошюра янсениста Николя, полная резких выпадов против театра, где театральные авторы объявляются «отравителями общественной нравственности» (в подлиннике у Буало тоже употреблено слово «отравители»).
Я осуждаю грех пленительной Дидоны
Хотя меня до слез ее волнуют стоны.

Кто пишет высоко и чисто о любви,
Не вызывает тот вощения в крови,
Преступных, пагубных желаний в нас не будит.
Так пусть всего милей вам добродетель будет!
Ведь даже если ум и ясен и глубок,
Испорченность души всегда видна меж строк.

Бегите зависти, что сердце злобно гложет
Талантливый поэт завидовать не может
И эту страсть к себе не пустит на порог.
Посредственных умов постыднейший порок,
Противница всего, что в мире даровито,
Она в кругу вельмож злословит ядовито,
Старается, пыхтя, повыше ростом стать
И гения чернит, чтобы с собой сравнять.
Мы этой низостью пятнать себя не будем
И, к почестям стремясь, о чести не забудем.

Вы не должны в стихи зарыться с головой:
Поэт не книжный червь, он — человек живой.
Умея нас пленять в стихах своих талантом,
Умейте в обществе не быть смешным педантом.

Воспитанники муз! Пусть вас к себе влечет
Не золотой телец, а слава и почет. [84] Сам Буало, как указывают биографы-современники, никогда не брал гонорара за издание своих сочинений.
Когда вы пишете и долго и упорно,
Доходы получать потом вам не зазорно,
Но как противен мне и ненавистен тот,
Кто, к славе охладев, одной наживы ждет!
Камену он служить издателю
И вдохновение корыстью обесславил.

Когда, не зная слов, наш разум крепко спал,
Когда законов он еще не издавал,
Разъединенные, скитаясь по дубравам,
Людские племена считали силу правом,
И безнаказанно, не ведая тревог,
В то время человек убить другого мог.
Но вот пришла, пора, и слово зазвучало,
Законам положив прекрасное начало,
Затерянных в лесах людей соединив,
Построив города среди цветущих нив,
Искусно возведя мосты и укрепленья
И наказанием осилив преступленья.
И этим, говорят, обязан мир стихам!
Должно быть, потому гласят преданья нам,
Что тигры Фракии смирялись и, робея,
Ложились возле ног поющего Орфея,
Что стены Фив росли под мелодичный звон,
Когда наигрывал на лире Амфион.
Да, дивные дела стихам на долю пали!
В стихах оракулы грядущее вещали,
И жрец трепещущий толпе, склоненной в прах,
Суровый Феба суд передавал в стихах.
Героев древних лет Гомер навек прославил
И к дивным подвигам сердца людей направил,
А Гесиод [85] Гесиод (VIII–VII вв. до н. э.) — древнейший из греческих поэтов, чьи произведения дошли до нас, автор поэмы «Труды и дни». учил возделывать поля,
Чтобы рождала хлеб ленивая земля.
Так голос мудрости звучал в словах поэтов,
И люди слушались ее благих советов,
Что сладкозвучием приковывали слух,
Потом лились в сердца и покоряли дух.
За неусыпную заботливость опеки
Боготворили муз по всей Элладе греки
И храмы стройные в их воздвигали честь,
Дабы на пользу всем могли искусства цвесть.
Но век иной настал, печальный и голодный,
И утерял Парнас свой облик благородный.
Свирепая корысть — пороков грязных мать —
На души и стихи поставила печать,
И речи лживые для выгоды слагала,
И беззастенчиво словами торговала.

Вы презирать должны столь низменную страсть.
Но если золото взяло над вами власть,
Пермесскою волной прельщаться вам не стоит:
На берегах иных свой дом богатство строит.
Певцам и воинам дарует Аполлон
Лишь лавры да подчас бессмертие имен.

Мне станут возражать, что даже музе нужен
И завтрак, и обед, и, между прочим, ужин,
А если натощак поэт перо берет,
Подводит с голоду несчастному живот,
Не мил ему Парнас и дела нет до Граций.
Когда узрел Менад, был сыт и пьян Гораций;
В отличье от Кольте [86] Кольте (1628–1672) — второстепенный поэт, живший случайными вознаграждениями и подачками знатных особ, которым он посвящал свои стихи. , желая съесть обед,
Он не был принужден скорей строчить сонет…

Согласен; но сказать при этом я обязан,
Что нищете такой к нам путь почти заказан.
Чего страшитесь вы, когда у нас поэт
Светилом-королем обласкан и согрет,
Когда властителя вниманье и щедроты
Довольство вносят в дом и гонят прочь заботы? [87] На самом деле пенсии, назначаемые Людовиком XIV поэтам, были весьма скромны и значительно уступали вознаграждению учителей фехтования и танцев. В этом славословии «щедрому» монарху, которым заканчивается поэма, Буало отдал дань той атмосфере лести и поклонения, которая окружала двор и особу Людовика XIV.
Пускай питомцы муз ему хвалы поют!
Он вдохновляет их на плодотворный труд.
Пускай, зажженный им, Корнель душой воспрянет
И, силу обретя, Корнелем «Сида» станет! [88] Последние пьесы Корнеля, написанные им между 1659 и 1674 гг., значительно слабее его классических трагедий. Пожеланию Буало не суждено было сбыться: после 1674 г. и до самой смерти)в 1684 г.) Корнель уже больше ничего не писал.
Пускай его черты божественный Расин
Запечатлеет нам во множестве картин!
Пускай слетается рой эпиграмм блестящий!
Пускай эклогами Сегре [89] Сегре (1624–1701) — второстепенный поэт, завсегдатай литературных салонов. Писал в основном галантные стихи. пленяет чащи!
Пускай о нем одном те песни говорят,
Что так изысканно слагает Бенсерад [90] Бенсерад (1612–1691) — популярный в то время прециозный поэт, автор галантных стихов и балетных спектаклей, написанных по заказу двора. !
Но кто напишет нам вторую «Энеиду»
И, поспешив на Рейн вслед новому Алкиду,
Так передаст в стихах деяний чудеса,
Чтоб с места сдвинулись и скалы и леса?
Кто нам изобразит, как, в страхе и смятенье,
Батавы стали звать на помощь наводненье? [91] Батавия — латинское название Голландии, с которой Франция вела войну, начиная с 1672 г. Чтобы остановить продвижение французских войск, голландцы открыли шлюзы и затопили часть своей территории.
Кто Маастрихтский бой искусно воспоет,
Где мертвые полки зрел ясный небосвод?
А между тем, пока я венценосца славил,
К горам Альпийским он свой быстрый шаг направил.
Покорствует Сален, и Доль во прах склонен,
Меж рушащихся скал дымится Безансон [92] Одновременно с военными действиями в Голландии французская армия наступала и на юго-востоке, у швейцарской границы, на территории Франш-Конте, захватив города Сален, Доль, Безансон. В дальнейшем по Нимвегенскому миру (1678) Франш-Конте отошло к Франции. …
Где смелые мужи, которые хотели
Закрыть потоку путь к его далекой цели?
В испуге трепетном теперь бежит их рать,
Гордясь, что встречи с ним сумели избежать.
Как много взорванных и срытых укреплений!
Как много подвигов, достойных восхвалений!