Стивен Ликок - Юмористические рассказы

От обиды на столь черную неблагодарность у меня помутилось в голове, и я медленно опустился на песок.

Я остался на острове.

Там я жил, кое-как перебиваясь с песка на гравий и прикрывая наготу листьями кактусов. Шли годы. Постоянное употребление в пищу песка и тины подорвало мое некогда крепкое здоровье. Вскоре я заболел, умер и похоронил себя.

Что, если бы и прочие авторы морских рассказов последовали моему примеру!

ИЗ СБОРНИКА

"ЗА ПРЕДЕЛАМИ ПРЕДЕЛА"

(1913)

МОЙ НЕЗНАКОМЫЙ ДРУГ

Он вошел в купе для курящих пульмановского вагона. Я сидел там один.

На нем было длинное пальто на меху, а в руках он держал пятидесятидолларовый чемоданчик.

Он поставил чемодан на сиденье и лишь после этого заметил меня.

- Ну и ну! - сказал он, и лицо его, словно солнечным лучом, осветилось отблеском какого-то воспоминания.

- Ну и ну! - повторил я.

- Боже милостивый, - сказал он, энергично пожимая мне руку, - ну, кто бы мог подумать, что мы встретимся?

"В самом деле, кто?" - подумал я про себя.

Он устремил на меня внимательный взгляд.

- Ты нисколько не изменился, - сказал он.

- И ты тоже, - живо отозвался я.

- Разве только немного пополнел, - продолжал он, критически разглядывая меня.

- Да, - согласился я, - немного есть. Но, пожалуй, и ты тоже не похудел.

Я сказал это, чтобы оправдать излишнюю полноту, в которой можно было бы меня упрекнуть.

- Впрочем, нет! - продолжал я решительным тоном. - Ты выглядишь почти точно так же, как прежде.

И все время я мучительно вспоминал, кто бы это мог быть. Я совершенно не помнил этого человека. Мне казалось, что я вижу его впервые в жизни. Я вовсе не хочу этим сказать, что у меня плохая память. Напротив, память у меня на редкость хорошая. Правда, я с трудом запоминаю имена. Частенько бывает также, что я не могу запомнить лицо, а иногда забываю, так сказать, внешний облик человека и, уж конечно, не замечаю, кто как одет. Но, помимо этих деталей, я никогда никого не забываю и горжусь этим. А если мне и случится иной раз забыть имя или лицо, я никогда не теряюсь. Я знаю, как себя держать в подобной ситуации. Нужно только обладать хладнокровием, находчивостью, и тогда все идет как по маслу.

Мой друг уселся.

- Давненько мы не видались, - сказал он.

- Давненько, - повторил я с ноткой грусти в голосе.

Мне хотелось, чтобы он почувствовал, что и меня тоже сильно тяготила эта разлука.

- Но время промелькнуло очень быстро.

- Как одно мгновение, - охотно согласился я.

- Удивительно, как быстро течет жизнь, - сказал он. - Мы теряем след наших друзей, и все вокруг становится совсем другим. Я часто думаю об этом. И по временам мне так хочется знать, куда же разбрелась вся наша старинная компания.

- Мне тоже, - сказал я.

И действительно, сейчас, в эту самую минуту, я как раз думал о том же самом. Я давно уже заметил, что при подобных обстоятельствах человек рано или поздно начинает вспоминать о "нашей старинной компании", "о наших мальчиках" или о "нашей шумной ватаге". Вот тут-то и представляется возможность выяснить, кто он такой.

- Случалось тебе за это время возвращаться на старое пепелище? спросил он.

- Ни разу, - отрезал я уверенно и твердо.

Такой ответ был совершенно необходим. Я почувствовал, что "старое пепелище" следует исключить из нашего разговора - во всяком случае, до тех пор, пока мне не удастся выяснить, где оно находится.

- Впрочем, - продолжал он, - я думаю, у тебя едва ли появлялось такое желание.

- Пока еще нет, - ответил я очень осторожно.

- Понимаю. И прошу извинить меня, - сказал он. Мы помолчали.

Итак, я выиграл первое очко. Я выяснил, что где-то у меня имелось "старое пепелище", посетить которое мне хотелось не так уже сильно. На этом фундаменте уже можно было построить какое-то здание.

Вскоре он заговорил снова.

- Время от времени, - сказал он, - я встречаю кое-кого из старых товарищей. Они вспоминают тебя и интересуются, что ты теперь поделываешь.

"Бедняги", - подумал я, но не сказал этого вслух.

Я понял, что настал момент нанести сокрушительный удар. И, применяя метод, которым всегда пользуюсь в подобных случаях, отважно ринулся на противника.

- Скажи, пожалуйста, - начал я с оживлением, - где сейчас Билли? Знаешь ты что-нибудь о Билли?

Право же, это надежный ход. В каждой старинной компании есть свой Билли.

- Конечно, - ответил мой друг. - Билли хозяйничает на ранчо в Монтане. Я видел его весной в Чикаго. Он весит около двухсот фунтов - ты бы ни за что не узнал его.

"Разумеется, не узнал бы", - пробормотал я про себя.

- А где Пит? - спросил я. Этот прием тоже был вполне надежен. Питы бывают повсюду.

- Ты имеешь в виду брата Билли? - спросил он.

- Вот, вот, брата Билли - Пита. Я частенько вспоминаю о нем.

- О, старина Пит уже не тот, что был, - ответил незнакомец. - Он остепенился... Словом, Пит теперь женатый человек.

И он начал хохотать.

Я тоже засмеялся. Ведь при известии о том, что кто-то женился, всегда принято смеяться. Предполагается, что сообщение о женитьбе старины Пита кто бы он ни был - должно вызвать гомерический хохот. Итак, я продолжал преспокойно посмеиваться, надеясь, что этого смеха мне хватит до самого конца. Мне оставалось проехать всего лишь пятьдесят миль. Не так уж трудно растянуть смех на пятьдесят миль - конечно, если делать это с умом.

Однако мой друг не успокоился на этом.

- Мне не раз хотелось написать тебе, - сказал он, конфиденциально понижая голос. - Особенно после того, как я услыхал о твоей потере.

Я промолчал. Что бы это я мог потерять? Деньги? Если да, то сколько? И каким образом я потерял их? Интересно было бы узнать, полностью разорила меня эта потеря или только частично.

- Человек никогда не может полностью оправиться после такой потери, мрачно изрек он.

Очевидно, мое разорение было окончательным. Но я ничего не сказал и, оставаясь под прикрытием, ждал, чтобы он выпустил свой заряд.

- Да. - продолжал незнакомец, - смерть всегда ужасна.

Смерть! Так речь шла о смерти. Я чуть не подпрыгнул от радости. Теперь все пойдет как по маслу. В таких случаях поддерживать разговор - проще простого. Нужно только сидеть спокойно и ждать, пока не выяснится, кто именно умер.

- Да, - прошептал я, - ужасна. Но бывает и так, что...

- Совершенно справедливо. Особенно в таком возрасте.

- Ты прав, в таком возрасте и после такой жизни.

- В здравом уме и твердой памяти до последней минуты, не так ли? - с горячим сочувствием спросил он.

- Да, - сказал я, ощутив под собой твердую почву. - Сохранив способность сидеть в постели и курить почти до самых последних дней.

- Как? - спросил он с изумлением. - Разве твоя бабушка...

Бабушка? Ах, вот оно что!

- Прости, пожалуйста, - сказал я, раздраженный собственной глупостью. Когда я сказал курить, я имел в виду ее способность выносить табачный дым. Знаешь, она так любила, чтобы кто-нибудь потихоньку дымил возле нее, чтобы кто-нибудь сидел рядом и читал вслух. Только это и успокаивало ее.