Стивен Ликок - Юмористические рассказы

- О, конечно, конечно, - прошептали мы, устыдившись собственной тупости.

- Я намерен выступить в роли Гамлета, - продолжал Великий актер. - И, позволю себе сказать, это будет совершенно новый Гамлет.

- Новый Гамлет! - вскричали мы в восторге. - Новый Гамлет? Неужели это возможно?

- Вполне, - ответил Великий актер, снова встряхивая своей львиной гривой. - Я посвятил изучению этой роли многие годы. Толкование роли Гамлета было до сих пор совершенно неправильным.

Мы сидели потрясенные.

- До сих пор все актеры, - продолжал Великий актер, - я бы сказал - все так называемые актеры (я имею в виду тех актеров, которые пытались играть эту роль до меня). - изображали Гамлета совершенно неверно. Они изображали его одетым в черный бархат.

- Да, да! - вставили мы. - Это правда: в черный бархат!

- Так вот, это абсурд! - заявил Великий актер. Он протянул руку и снял с книжной полки три фолианта. - Это абсурд, - повторил он. - Вы когда-нибудь изучали елизаветинскую эпоху?

- Простите, какую эпоху? - скромно переспросили мы.

- Елизаветинскую.

Мы безмолвствовали.

- Или дошекспировскую трагедию?

Мы опустили глаза.

- Если бы вы изучали все это, вам было бы известно, что Гамлет в черном бархате - просто нелепость. Во времена Шекспира - будь вы в состоянии понять меня, я бы мог доказать вам это сию же минуту, - во времена Шекспира никто не носил черный бархат. Его попросту не существовало.

- В таком случае, как же представляете себе Гамлета вы? - спросили мы, заинтригованные, озадаченные, но в то же время преисполненные восхищения.

- В коричневом бархате, - сказал Великий актер.

- Великий боже! - вскричали мы. - Да это же открытие!

- Да, открытие, - подтвердил он. - Но это лишь часть моей концепции. Основное преобразование будет заключаться в моей трактовке того, что я, пожалуй, назвал бы психологией Гамлета.

- Психологией! - повторили мы.

- Да, психологией. Чтобы сделать Гамлета понятным зрителю, я хочу показать его как человека, согнувшегося под тяжким бременем. Его терзает Weltschmerz.* Он несет на себе весь груз Zeitgeist.** В сущности, его угнетает извечное отрицание.

______________

* Мировая скорбь (нем.).

** Духа времени (нем.).

- Вы хотите сказать, - вставили мы, пытаясь говорить как можно увереннее, - что все это ему не по силам?

- Воля его парализована, - продолжал Великий актер, не обратив на нашу реплику никакого внимания. - Он устремляется в одну сторону, а его бросает в другую. То он падает в бездну, то уносится в заоблачные дали. Его ноги ищут опоры и не находят ее.

- Поразительно! - сказали мы. - Но чтобы изобразить все это, вам, очевидно, понадобятся разные сложные конструкции?

- Конструкции! - вскричал Великий актер с львиным хохотом. Конструкции мысли, механизм энергии и магнетизма...

- Ах, вот что, - сказали мы. - Электричество...

- Да нет... - возразил Великий актер. - Вы опять не поняли меня. Я создаю образ исключительно своим исполнением. Возьмем, например, знаменитый монолог о смерти Вы помните его?

- Быть или не быть?.. - начали мы.

- Стоп! - сказал Великий актер. - А теперь подумайте. Это монолог. Именно монолог. Тут-то и кроется ключ к пониманию образа. Это нечто такое, что Гамлет говорит самому себе. В моей интерпретации ни одно слово фактически не произносится. Все происходит в полнейшем, абсолютном молчании.

- Но каким же образом, - спросили мы с изумлением, - удается вам передать всю эту гамму мыслей и чувств?

- Исключительно с помощью мимики.

Великий боже! Возможно ли? Мы снова начали всматриваться, на этот раз с напряженным вниманием, в лицо Великого актера. И, содрогнувшись, мы поняли, что он мог сделать это.

- Я выхожу на сцену так, - продолжал он, - и начинаю монолог... Теперь, прошу вас, следите за моим лицом.

С этими словами Великий актер скрестил руки и встал в позу; отблески волнения, возбуждения, надежды, сомнений и отчаяния появлялись, сменяя, мы бы даже сказали - сметая друг друга, на его лице.

- Изумительно! - прошептали мы.

- Строки Шекспира, - сказал Великий актер, когда лицо его вновь обрело свое обычное, спокойное выражение, - не нужны, совершенно не нужны - во всяком случае, когда играю я. Эти строки - не более как обычные сценические ремарки. Я опускаю их. И делаю это очень и очень часто. Возьмем, например, всем известную сцену, в которой Гамлет держит в руке череп. Шекспир сопровождает ее такими словами: "Увы, бедный Йорик! Я знал его..."

- Да, да! - невольно подхватили мы. - "Человек бесконечно остроумный..."

- У вас отвратительная интонация, - сказал Актер. - Ну, слушайте дальше. В моей интерпретации я обхожусь без слов. Без единого слова. Спокойно и очень медленно я прохожу по сцене, держа череп в руке. Потом прислоняюсь к боковой колонне и смотрю на череп, не нарушая молчания.

- Изумительно! - сказали мы.

- Затем, с предельной выразительностью, я перехожу на середину сцены, сажусь на простую деревянную скамью и некоторое время сижу там, глядя на череп.

- Необыкновенно!

- А потом отступаю в глубь сцены и ложусь на живот, продолжая держать череп перед глазами. Пробыв несколько минут в этом положении, я медленно ползу вперед, передавая движениями ног и живота всю печальную историю Йорика. Под конец, все еще не выпуская черепа из рук, я поворачиваюсь к зрителям спиной и с помощью судорожных движений лопаток передаю страстную скорбь Гамлета, потерявшего друга.

- Как! - вскричали мы вне себя от восторга. - Да ведь это уже не открытие, это откровение!

- Это и то и другое, - сказал Великий актер.

- И значение его состоит в том, - продолжали мы, - что вы вполне можете обойтись без Шекспира.

- Именно так. Без Шекспира. Без него я могу дать больше. Шекспир связывает меня. То, что я хочу передать, - это не Шекспир, это нечто более значительное, более всеобъемлющее, более... я бы сказал, более грандиозное...

Великий актер умолк, а мы ждали с поднятыми карандашами. Потом глаза его засверкали, в них появилось нечто похожее на экстаз, и он прошептал:

- В сущности, то, что я хочу передать, это мое я.

Проговорив это, он застыл на месте - безмолвный, недвижимый. Мы осторожно опустились на четвереньки и тихо поползли к двери, а потом - вниз, по ступенькам лестницы, держа блокноты в зубах.

ВООБРАЖАЕМОЕ ИНТЕРВЬЮ

С ТИПИЧНЫМИ ПРЕДСТАВИТЕЛЯМИ НАШЕГО

ЛИТЕРАТУРНОГО МИРА

супругами Эдвином и Этелиндой Афтерсот

в недрах их восхитительного семейного очага

Мы имели удовольствие получить интервью у супругов Афтерсот в их прекрасном загородном доме на берегу Вунегенсет. По дружескому предложению хозяев мы пешком проделали те четырнадцать миль, которые отделяли их дом от ближайшей железнодорожной станции. Да, именно так: узнав о нашем намерении посетить их, они сразу предложили нам пройтись пешком. "К сожалению, мы лишены возможности послать за вами автомобиль, - написали они. - На дорогах до того пыльно, что мы боимся, как бы наш шофер не запылился".