В. Артемов - Остроумие мир. Энциклопедия

— Служи, служи, дослуживайся до наших чинов.

— Чтобы дослужиться до вашего звания, надо иметь ваши великие способности, ваш гений! — отвечал Протасов.

Нарышкин встал с дивана, взял со стола свечку, поднес ее к лицу Протасова и сказал:

— Я хотел посмотреть, не смеешься ли надо мной?

— Помилуйте! — возразил Протасов. — Смею ли я смеяться над вами?

— Так, стало быть, ты и вправду думаешь, что у нас надобно иметь гений, чтобы дослужиться до знатных чинов? Если ты так действительно думаешь, то никогда до высоких чинов не дослужишься. Человек умный, со способностями проживет и так, а вот ежели человек скудоумный, да без способностей, то ему без чина никак не прожить, он никто, а потому он из кожи вон лезет, чтобы заполучить должность.

* * *

Сын графа Нарышкина сильно гулял в Париже, задолжал значительные суммы денег. Кредиторы, зная, что у него нет собственного имения, с требованием об уплате обратились к отцу. Старик решительно отказался платить долги за сына, предоставив кредиторам поступать с ним по закону. Молодого Нарышкина по приговору суда не замедлили заключить в тюрьму, где он и высидел определенное время. По окончании срока Нарышкина выпустили, и он, по законам Франции, не подлежал уже более преследованию своих кредиторов. После этого старик Нарышкин немедленно пригласил их всех к себе и, к крайнему их удивлению, заплатил каждому одолженную сыном сумму, при этом сказал:

— Я и прежде мог это сделать, но хотел проучить молодого человека, а то вы сами знаете, что русские не любят быть в долгу у французов.

* * *

Раз Нарышкин слишком грубо подшутил над одним вельможей.

Тот потребовал от Нарышкина удовлетворения.

— Согласен, — отвечал последний, — с тем только, чтобы один из нас остался на месте поединка.

Вельможа одобрил предложение и, захватив с собою пару заряженных пистолетов, отправился с Нарышкиным за город.

Отъехав верст десять, Нарышкин велел экипажу остановиться около одной рощи. Лакей отпер дверцы со стороны вельможи, который тотчас же выпрыгнул. Лакей быстро захлопнул дверцы, вскочил на козлы и закричал: «Пошел!» А Нарышкин, высунувшись из окна и заливаясь смехом, сказал противнику:

— Я сдержал свое слово: оставил вас на месте!

Кучер ударил по лошадям, и экипаж исчез, обдав одураченного вельможу целым столбом пыли.

* * *

Нарышкин оригинальным образом получил Андреевский орден.

Находясь однажды утром в уборной государя, когда тот одевался к выходу, и воспользовавшись его веселым настроением духа, Нарышкин испросил позволения примерить лежавшую на столе андреевскую ленту. Надев ее, он пошел в другую комнату, говоря:

— Там большое зеркало, и мне будет удобнее видеть, идет ли мне голубой цвет.

Из другой комнаты Нарышкин перешел в третью, четвертую и, наконец, возвратился смущенный.

— Государь! — воскликнул он в величайшем волнении. — Не погубите, не выдайте меня на посмеяние.

— Что с тобой случилось? — спросил государь в изумлении.

— Ах, государь, — продолжал Нарышкин, — погиб, да и только, если не спасете!

— Да говори же скорее, почему ты так встревожен?

— Вообразите, государь, мой стыд, мое изумление: выхожу с поспешностью в третью комнату от уборной, в ту самую, где большие зеркала… Вдруг откуда-то взялись придворные, окружают меня — и военные, и статские, и Бог знает кто. Один жмет мне руку, другой душит в своих объятиях, третий заикается от досады, обращаясь с поздравлениями, четвертый, кланяясь в пояс, стряхивает на меня всю пудру со своего парика. С большим трудом вырвался я из шумной толпы, где множество голосов как будто нарочно слились в один, приветствуя меня с монаршей милостью. Что мне теперь делать? Как показаться? Пропал, да и только.

Император рассмеялся и успокоил встревоженного Нарышкина, сказав, что жалует его Андреевским орденом.

* * *

Был какой-то торжественный день. Весь двор только что сел за парадный стол; комендант генерал-лейтенант Башуцкий стоял у окна с платком в руке, чтобы, как только будет произнесен тост, подать сигнал для пальбы из крепости. Нарышкин, как гофмаршал, не сидел за столом, а распоряжался. Заметив важную позу коменданта, Нарышкин подошел и сказал:

— Я всегда удивляюсь точности крепостной пальбы и не понимаю, как вы это делаете всегда вовремя…

— О, помилуйте! — отвечал Башуцкий. — Очень просто. Я возьму да и махну платком, вот так!

И махнул взаправду, вследствие чего из крепости поднялась пальба раньше времени. Всего смешнее было то, что Башуцкий не мог понять, как это могло случиться, и собирался после стола сделать строгий розыск и взыскать с виновного.

* * *

Когда принц прусский гостил в Петербурге, шли беспрерывные дожди. Император Александр изъявил по этому поводу свое сожаление.

— По крайней мере, принц не скажет, что ваше величество его сухо приняли, — заметил Нарышкин.

* * *

При закладке военного корабля, происходившей в присутствии государя, находился Нарышкин и был, против обыкновения, мрачен.

— Отчего ты такой скучный? — спросил его император.

— Да чему же веселиться-то, ваше величество? — со вздохом ответил остряк. — Вы закладываете в первый раз, а я каждый день — то в банке, то в ломбарде.

* * *

Однажды государь, присутствуя на балу у Нарышкина, спросил его:

— Что стоит тебе сегодняшний бал?

— Безделицу, ваше величество, пятьдесят только рублей.

— Как так? — изумился Александр Павлович.

— Да-с, только пятьдесят рублей на вексельную бумагу.

* * *

Был бал во дворце. Нарышкин приехал позже других. Встретив его, император осведомился:

— Почему ты так поздно приехал?

— Без вины виноват, ваше величество, — ответил Нарышкин, — камердинер не понял моих слов: я приказал ему заложить карету; выхожу — кареты нет. Приказываю подавать — он подает пук ассигнаций. Пришлось ехать на извозчике.

* * *

Зная, что Нарышкин боится смерти, Александр Павлович сказал ему однажды:

— Я так тобой доволен сегодня, что если ты умрешь, то прикажу поставить тебе великолепный мавзолей!

— А сколько денег вы ассигнуете на этот предмет? — заинтересовался Нарышкин.

— А зачем тебе это знать?

— Я бы лучше попросил ваше величество приказать отсчитать эту сумму мне при жизни. Я повеселил бы вас и задал бы отличный праздник на моей даче.

* * *

Александр Львович Нарышкин одно время занимал должность директора театров.

Однажды во время балетного спектакля император Павел Петрович спросил его, отчего он не ставит балетов со множеством всадников, какие прежде давались часто.

— Невыгодно, ваше величество, — ответил Нарышкин.

— Почему?

— Предшественник мой мог ставить такие балеты, потому что, когда лошади делались негодными для сцены, он мог отправить их на свою кухню и… съесть.