Неизвестен Автор - Загадка седьмого кессона

Лицо толстяка порозовело, стеклянная пленка на его глазах растаяла, словно сахар в кипятке, и тут Семен с некоторым удивлением узнал в заплаканном человеке самого себя и ощутил страшную тяжесть под руками...

Петр Иванович рухнул на пол и открыл глаза...

Привычная жизнь навалилась на Семена, взяла его в прежний оборот, обессиленно сидел он на табуретке и тупо смотрел, как у его ног ворочается на полу человек - пытается что-то сказать.

- Сы... сы... нок... - выдавил Петр Иванович, трудно поднялся на ноги и уселся рядом с Семеном. - Я ведь мертвый был... навсегда...

Семен молчал, его тошнило, голова раскалывалась, звуки доносились, словно сквозь вату - смысл их был назойлив и непонятен.

- Я мертвый был... - повторил Подболотов, и Семена передернуло от определенности этих слов: какая разница - живой ты или мертвый, кто и откуда может это знать?!

Петр Иванович, кряхтя, поднялся, подошел к окну, поглядел в окно и с отвращением отвернулся. Потом он вытащил из кармана огромный, похожий на свисток, ключ, подошел к сейфу, открыл его, запустил туда руки по локоть и вывалил оттуда на стол кучу бумажек, Семен не сразу понял, что это деньги.

- Бери! - сказал Подболотов, - оденься, поешь, как следует - тебе долго жить надо. Мне они теперь не нужны.

- Мне они давно не нужны, - равнодушно сказал Семен. - Я устал очень. Можно я пойду полежу?

- Конечно, конечно, сынок, только ты, как отдохнешь, обязательно приходи... мы... нам надо...

Неизвестно, что еще хотел сказать Подболотов, потому что снова - на этот раз другой, не такой нахальный - зазвонил телефон.

Подболотов снял трубку, и пока он держал ее около виска, лицо его изменялось так явственно и бесповоротно, как будто кто-то целенаправленно, твердыми руками, лепил из него пустоту, и старость, и одиночество.

- Зайди к Дудину. Отпустили тебя. Можешь собираться!

Семен сидел сгорбленно и, словно собака, выставив ухо, чтобы лучше улавливать эти колебания воздуха, в которых люди видят какой-то смысл и называют их словами.

Что-то знакомое почудилось ему, он выпрямился и понял, что он свободен и может, наконец, ползти, бежать, лететь на Родину своих прадедов, которая давно ждет его, Золотая Мечта всей его нескладной жизни, он будет там свободен и счастлив, все там будут любить его, и он там будет так любить всех, будет так помогать всем, как он никому не смог помочь на этой грязной, измученной, замордованной земле...

Он выбежал из вагончика и со счастливым лицом, выкрикивая что-то радостное, очень быстро - так ему казалось! - побежал мимо удивленно смотрящих на него людей прощаться со своей каморкой.

А Подболотов, как сидел, так и остался сидеть с телефонной трубкой у виска, потому что вдруг неожиданно понял, чего ему не хватает в этой трубке: оказывается, трубка слишком легкая, в ней не хватает оглушительной тяжести парабеллума...

Но зря тосковал, зря смотрел в стенку Петр Иванович, потому что все равно уже было сказано Слово, которое потребовало Дела, и уже маленький и юркий, а вернее, расторопный не по возрасту человек, выскочил из комнаты и нажал на одному ему известные кнопки, и всколыхнулась огромная страна, пошли круги до самых темных ее глубин, залаяли в подворотнях собаки, словно при землетрясении, и уже, чернее и гаже самого Дьявола, под окном бил копытами вертолет, и летел, летел в Москву начальник крупнейшего сибирского строительства Петр Иванович Подболотов для участия от строителей в подготовке правительственного доклада по поводу тысячелетия со дня крещения Руси.