Ян Маккей - Черчилль шутит. Лучший юморист британской политики

Проходя через бедные кварталы Манчестера, 1906:

Представьте, что вы живете на одной из этих улиц, никогда не видя ничего красивого, никогда не съев ничего вкусного, никогда не говоря ничего умного!

Каждый день вы можете прогрессировать. Каждый шаг может быть плодотворным. И все же перед вами будет расстилаться бесконечный, уходящий все дальше, убегающий все выше путь. Вы знаете, что никогда не достигнете конца его. Однако это вас отнюдь не приводит в уныние. Напротив, это прибавляет к радости вашего восхождения.

Я склонен думать, что в свободном обществе всякое зло несет с собой и средства к исправлению его, поэтому я считаю, что вкус к всевозможным сенсациям переигрывает и тем самым подавляет себя.

Важнее всего, чтобы моральная философия и духовные концепции выстояли под напором этих умопомрачительных научных эволюций. Было бы куда лучше приостановить материальный прогресс, чем оказаться под властью наших собственных аппаратов и сил, приводимых ими в движение (1931).

Социализм есть философия неудачи, вера неведения, евангелие зависти.

По счастью, жизнь пока еще не слишком безмятежна, иначе путь от колыбели к могиле мы проходили бы много быстрее.

По свету ходит огромное количество лживых домыслов, и самое худшее, что половина из них – чистая правда.

Многие пытаются ставить знак равенства между пожаром и пожарной командой.

Клуб, в котором слишком много членов, перестает быть клубом.

Легче управлять нацией, чем воспитывать четверых детей.

Копить деньги – вещь полезная, особенно если это уже сделали ваши родители.

Я никогда не критикую правительство своей страны, находясь за границей, но с лихвой возмещаю это по возвращении.

Сдержанность современных утверждений порою переходит пределы; страх противоречия выхолащивает всякий смысл и всякое значение.

Хотя я лично доволен современными взрывчатыми веществами, думаю, нам не нужно препятствовать их улучшению.

Продолжительные усилия, а не сила или ум, есть ключ, отмыкающий наш потенциал. Здоровые граждане – величайшее достояние любой страны.

Если бы Всемогущий вознамерился перестроить мир и спросил у меня совета, я бы попросил окружить каждую страну Английским каналом [пролив между островом Великобритания и континентом]. Атмосфера же была бы такой, что все, что пыталось бы взлететь, сгорало бы.

Он любил трудящихся. Любил смотреть, как они трудятся.

Воду было невозможно пить. Чтобы придать ей вкус, мы добавляли виски. Таким благоразумным предприятием я приучился любить его.

Из всех народов мира наш будет последним, который согласится быть управляемым бюрократией. Свобода у нас в крови.

Нет противника, которого они попытаются избегнуть. Нет трудностей, которых они не перенесут.

Чего они не прощают, так это ложных обещаний и пустого хвастовства.

Доверьтесь народу. Он вас никогда еще не подводил.

Основой коммерции на этом острове было изобилие дешевого угля. Прибавив к углю свой ум, изобретательность, хорошее ведение бизнеса, предприимчивость, наше население удвоило себя в ходе столетия.

Коммунистические формулы, которые он использовал против других с разрушительным эффектом, более не были ему препятствием. Он отбросил их с той готовностью, с какой он отбросил свою жену, своего отца, свое имя.

Большевизм есть великое зло, но он произрос из великих социальных зол.

Никогда не забывайте, что большевики – это крокодилы. У меня нет к ним ни малейшего доверия. Сила и факт – единственная их реальность.

Проезжая в автомобиле улицами Москвы [в 1942 г.], которая казалась очень пустой, я приопустил окно, чтобы вдохнуть воздуха, и к удивлению своему обнаружил, что стекло имело больше двух дюймов [пяти сантиметров] толщины. Это превосходило все, что я когда-либо видел.

Очень опасно недооценивать германскую эффективность в любых военных делах.

О быстром вооружении Германии, 1935:

Дела сильно ухудшились, но дела сильно прояснились.

О Мюнхенском соглашении, 1938:

Все, чего мы добились, это чтобы германский диктатор удержался от хватания еды со стола, а согласился подождать, пока ему преподнесут одно блюдо за другим.

Многие думают, что поступаются интересами Чехословакии, я же убежден, что мы скоро обнаружим, что поступились интересами Великобритании и Франции и, возможно, непоправимо ослабили их безопасность… Это не только вопрос потери влияния в Европе. Мы должны смотреть дальше. Посмотрите на природу нацистского движения, на природу правления, которое оно подразумевает (1938).

После победы греческой армии над войсками фашистской Италии в 1940 году:

Теперь мы не станем говорить, что греки сражаются, как герои, но – герои сражаются, как греки.

Я получил от французского руководства самые священные клятвы, что при любом ходе событий Франция будет драться до конца – будь он горьким или будь он славным.

Нет, если мы будем драться до конца, он может быть только славным (19 мая 1940 г.).

Относительно германской угрозы, 1938:

Мы должны получить превосходство в воздухе и снова стать островом.

Потом я сказал весьма заурядным тоном, не придавая моменту особого значения:

– Разумеется, чтобы ни случилось в Дюнкерке, мы продолжим сражаться…

Изрядное число присутствовавших политиков вскочило со стульев и, возгласами выражая поддержку, направилось ко мне, чтобы похлопать меня по плечу…

Я был вполне уверен, что каждый министр был готов погибнуть в ближайшее время, готов был потерять всю свою семью и все свое имущество, но не сдаться… (1940)

Речь в парламенте 13 мая 1940 г., через три дня после того, как Черчилль стал премьер-министром:

Мне нечего вам предложить, кроме крови, труда, слез и пота.

Если бы Гитлер вторгся в ад, я бы сделал, по крайней мере, положительное упоминание о дьяволе.

Солдатам приходится умирать, но тем самым они дают жизнь стране, которая дала жизнь им (1943).

Мы не ищем выгод, не жаждем территорий, не ждем наград и не приемлем компромисса. Именно в таком свете мы желаем быть судимы – сначала нашей совестью, а потом грядущим (1943).