В. Попов - Альманах всемирного остроумия №1

Покупатель.Как теперь стоят цены на хлеб: вероятно, рожь и пшеница стали дешевле?

Продавец.И напротив, сударь, дороже: целковый прибавился на четверть.

Покупатель.Что за причина? Кажется, погода стоит хорошая.

Продавец.Да, недурна; но вот, видели, вчера шел дождь, дороги сделались грязнее, подвоз хлеба вздорожал, а потому и цена на него возвысилась.

После этого разговора прошла неделя. Встретились снова тот же Покупательи тот же Продавец.

Покупатель. Ну, в какой цене теперь стоять хлебные припасы?

Продавец. Цены не понизились, во, напротив, стали выше.

Покупатель. Отчего?

Продавец. Да для нас, торговцев, неладно, что целую неделю продолжалось сильное вёдро, т. е. была очень хорошая и ясная погода.

Покупатель. Так какой же надо вам погоды, чтобы хлеб был дешевле?

Продавец. Да наш брат желает, чтобы не было никакой погоды, а так себе, середка на половинку, – тогда и мы можем заработать лишнюю копейку.

Некоторые дамы, почитающие себя особами высшего тона, садятся иногда к столу, не снимая с рук перчаток. Это непристойно и отвратительно. Обедать в перчатках так же неестественно, как лечь в постель в сапогах со шпорами. За одним общественным обедом на станции железной дороги одна дама вздумала действовать именно таким образом, т. е. не сняв перчаток, и это произвело на всех бывших тут пренеприятнейшее впечатление. Но один господин, отличавшийся не всегда уместною откровенностью, обращаясь к пассажирам, громко сказал: «Не думайте, господа, что у этой барыни короста на руках; у ней просто короста на чувстве приличия и на понятии об изящном».

Девица Скюдери жаловалась на насморк, который получала всякий раз, как ездила в лавки за покупками, потому что двери и окна лавки почти всегда были открыты настежь. – «Езжайте туда только по праздникам и по воскресеньям, – сказал ей господин Берсо, – вы можете быть уверены, что найдете двери их запертыми».

Девушка, считавшая себя хорошенькой, хотя глаза у нее были несколько косы, а лицо с довольно грубым выражением, хвасталась в обществе, что какой-то молодой герцог долгое время делал ей глазки. Кто-то сказал ей: – «Признайтесь, что ему не удалось».

По дорога ехала коляска с двумя седоками. Они увидели крестьянина, который шел, куря трубку. – «Эй, брат! – закричал один из сидевших, вынимая сигару, – дай-ка огонька» – «Пожалуй, брат; почему не дать?» – «Дурак, – сказал сердито проезжий, – будь поучтивее, – ведь я чиновник!» – «То брат, то дурак! – проворчал крестьянина – поди тут разбери! Ну, да все равно, закуривай».

В одном обществе, за ужином, разговор коснулся инстинкта животных. М. доказывал смышленость ослов. N., его визави, желая сконфузить его, спросил: – «А какое расстояние, милостивый государь, между вами и ослом?» – «Один только стол», – отвечал М., не растерявшись.

Некая мещанка величала себя маркизой. – «Берегитесь, сударыня, – сказал ей кто-то, – это смешное прозвище может навсегда остаться при вас».

Кто-то, желая очертить корыстолюбие женевцев и их страсть к вычислению процентов, выразился так: «Когда вы увидите, что женевец бросился в окно, можете смело бросаться за ним: наверное выиграете пять процентов».

Испанка, весьма чувствительная, читая во французском романе длинный и ненужный разговор между двумя любовниками, сказала: «Сколько пропало у них времени: они были вдвоем и без свидетелей».

Раз на одной из скамеек Люксембургского сада сидел робкий молодой человек. Желая завязать разговор с молодой девушкой, сидевшей на той же скамье, он воспользовался минутой, когда по ее шала поползло какое-то насекомое, и сказал ей: – «Барышня, я вас предупреждаю, что позади вас прескверное животное». – «Ах, Боже мой! – сказала девушка, оборачиваясь, удивленная и как будто испуганная, – я и не думала, что вы с той стороны».

Один солдат в 1849 г. в Берлине арестовал на улице фрачника, известного острослова XVIII в. – «Да за что ты берешь меня под караул?» – спросил арестант. – «Твои товарищи сказали мне, что ты демагог», – отвечал солдат. – «Не демагог, а педагог, педагог, мой друг, это большая разница». – «Ну, какое мне дело? Все-таки ты какой-то «гог», а в этом-то и вся суть. Марш в караульню, а там уж разберет тебя начальство».

Одну провинциалку, собиравшуюся попутешествовать, спросили куда именно она хочет ехать? – «Да я сама не знаю: я поеду сперва в Париж, а потом и во Францию».

Один молодой человек из Германии написал к своему отцу, колонисту, в Саратов письмо, в котором было, между прочим, сказано: «Любезный батюшка! Я в Галльском университете прилежно изучаю естественные науки. Теперь я знаю, как немцы приготовляют соль: они собирают зимою снег и сушат его летом».

Некий гасконец в лохмотьях просил милостыню. Кто-то, подав ему монету в пять су, попросил три су сдачи. Гасконец, шаря в своих карманах и не находя в них ничего, воскликнул: – «Ах, Боже мой! должно быть я ее оставил, переменяя платье!»

Один гасконец хвастался, что происходит от такого древнего рода, что до «сих пор, – говорил он, – я плачу проценты на сумму, занятую моими предками, чтоб идти на поклонение Иисусу Христу в яслях Вифлеемских».

Гасконец, проиграв свои деньги, лег спать с выигравшим их. Ночью он просунул руку подушку своего товарища, чтобы взять назад деньги. Тот, поймав его, спросил, что он делает. – «Отыгрываюсь, друг мой», – отвечал гасконец.

Девица была в одном обществе со своей младшей сестрой, которая только что вышла из монастыря. Кто-то рассказывал какое-то любовное похождение, но в таких неясных выражениях, что неопытная девушка ничего не могла понять в этом рассказе. Чем неяснее становился рассказ, тем более младшая сестра становилась внимательнее и простодушно выражала свое любопытство. Старшая, желая показать свою стыдливость, вскрикнула: «Фи, сестрица; неужели ты можешь слушать, не краснея, то, что рассказывает этот господин?» – «Увы, – простодушно отвечала молодая девушка, – я еще не знаю, когда нужно краснеть».

Нам случилось найти довольно интересную рукописную тетрадку, заключавшую в себе «Игру в вопросы и ответы». Многие из этих вопросов и ответов довольно замысловаты и интересны, почему мы дадим им здесь место. Вот они: