Александр Логачев - Пушкинская кухня

– Может, для начала собачку какую пошлем? – робко предложил Пушкин.

– Ну вот никак от тебя не ожидал! – покачал головой царь. – Ты прям как ребенок. Ну и что потом эта твоя собачка путевого расскажет? А напишет она потом что? И главное – чем? Так что иди и собирайся! Не-не-не, никаких возражений, Пушкин-друг! И это… – царь пальцем погрозил, якобы шутливо: – Смотри там у меня!..

В назначенный день Пушкин прибыл к месту старта. Пушка стояла на Поклонной горе. Рядом суетился Кулибин с подмастерьями – все деловитые, все в кожаных фартуках. Что-то последнее там спешно подкручивали и кувалдами выравнивали.

Пушкин забрался в ядро. Сидел в нем, выглядывая из открытого люка, как из танка. А нему подходили люди, прощались. Женщины лили слезы и бросали на ядро цветы. Мужчины разбивали о ядро бутылки шампанского и ободряли Пушкина словами и жестами. Все фантасты, конечно, были здесь, как они могли такое пропустить! Фантаст Заспа даже написали мелом на ядре «Пушкиным – пли!»

Последними к Пушкину подошли прощаться Авдеева с Баратынским. Протянули ему в люк с питанием рюкзак.

– Собрала тебе в дорогу, соколик… орелик, – сказала Авдеева. – Немножко перекусить на лунной земле. И чтоб по пути не заскучал.

Ну вот и пришла пора. Захлопнули люк, закатили ядро в пушку. Кулибин с подмастерьями прицелился в Луну…

Пушка бахнула так, что затряслась Поклонная гора. Из жерла вырвалось ядро с Пушкиным. Полетело. Красиво полетело… Но до Луны заряда не хватило. Ядро долетело только до Невы и рухнуло в воду. И сразу утюгом пошло ко дну. Вместе с Пушкиным.

Ну засуетились все, конечно, забегали. В тот же день поиски на реке начали. На Неву вывалили все, какие были, корабли, лодки, байдарки и плоты. Баграми дно щупали, тралами орудовали, сети забрасывали. Но ничего не находили. Кроме мусора всякого, конечно, и старых утопленников.

– Течением, небось, Пушкина отнесло, – говорили Знающие Мужики. – Течение тут бойкое. Шустрое, зараза. Может, и в Финский залив ядро покатить. А там катать взад-вперед куды захочет.

– Кто Пушкина найдет, тому от меня награда выйдет! – объявил царь. – Щедрая, как всегда.

Царская яхта тоже по Неве туда-сюда беспокойно курсировала. Не оставалась, так сказать, в стороне.

Ядро нащупали на третий день. Оно, оказывается, под Троицкий мост закатилось, там и лежало. Выкатили его на берег, с волнением болты на люке открутили. Откинули крышку…

Из люка выскочил Пушкин. Живой, как вы, наверное, догадались. А также сытый и пьяный. И колбаса в руке.

– Эх, залетные! – закричал Пушкин. – Живой я, братцы, живой! Спасибо Авдеевой, Екатерине Алексеевне. Тока ей. Сдох бы я, как таракан, в этой бочке – без ее кровяных колбас и домашнего сидра. Ей-ей, сдох бы! А так – выжил! И поэму теперь напишу о своих приключениях. Ей богу напишу! Клянусь кровяной колбасой!

1,5 литра крупной гречневой крупы смешать с 1,5 стаканами протертой сквозь сито свиной крови и с 1,5 стаканами растопленного сала так, чтобы каша не была слишком жидка. Положить пол-ложки майорана, немного соли, толченого простого и английского перцу, размешать хорошенько, наполнить кишки, перевязать, опустить в воду и варить 45 минут так, чтобы каша уварилась. Вынув из воды, поставить в холодное место, а незадолго перед отпуском разрезать каждую кишку на несколько частей и поджарить в свином жире. Подавать перед бульоном.

Грустно было в ресторане Дома Писателей.

– Скука и тоска, господа, поселились в нашем городе, – жаловались друг писатели другу за стаканами кислого вина. – Даже непонятно, что делать. То ли цензуру ввести, то ли псевдонимы поменять.

– А все потому, – наставительно произнес Феофан Прокопович, старейшина писательского цеха, – что Пушкина на нас нет. Напоминаю, что уж год как пропал брат наш Пушкин. Ушел из дома и исчез. И с тех пор ни тебе шампанского ведрами, ни актрис таборами, ни игр в фанты, ни рубки в буриме, ни прочих лихих зажигов по дворянской части. Все наше веселье теперь, господа: выпить, посплетничать и по домам.

Писатели закивали в знак согласия. И печальны были те кивки.

Входная дверь ресторана с шумом распахнулась. На пороге стоял Пушкин. В шубе нараспашку, с сигарой в зубах, с многоствольными пистолетами в каждой руке. Конечно, трудно было разглядеть в нем Пушкина. Видать, побросала жизнь: шрамов понаставила, зубов повыбивала, росту поубавила. Только по пышным бакенбардам и можно было опознать.

– Ха-ха! Ну что, не ждали, морды писательские! А ну скидывайся мне, – сплюнул Пушкин на пол желтой слюной, – на гонорар. Выворачивай карманы, черти бородатые!

И Пушкин шарахнул сразу из двух пистолей, посшибав выстрелами цилиндры с лобастых писательских голов. После чего дал пинка Демьяну Бедному. Последний сразу сообразил, что от него требуется – сдернул с головы котелок и пошел в обход по ресторану. И полетели в котелок смятые купюры, золотые часы и цепочки, бесценные рукописи, – все, чем писатели богаты.

Между тем аккурат над головой Пушкина зашевелилось прибитое к потолку чучело медведя. От него отделилась фигура, спикировала на Пушкина, сбила того с ног, а после ударом кулака отправила в глубокий нокаут.

Незнакомец выпрямился, подобрав с пола бесхозные пистолеты…

– Спасены! – Принялись обниматься писатели. – Вот он – настоящий Пушкин. Вот он где, оказывается, был.

На груди затянутого с ног до головы во все черного незнакомца красовался Пушкинский знак: вышитая золотом буква «П» в золотом же ромбе из гусиных перьев. Как тут не узнаешь! Даже пусть лицо скрывает маска.

Раскинув объятия, писатели бросились к Пушкину. Но выстрелы, выбившие щепу из пола, пригвоздили их к месту.

– Деньги давай! Давай деньги сюда! – сквозь пороховой дым прокричал Пушкин № 2.

Из писательской гущи выдвинулся Демьян Бедный. На цыпочках подошел к Пушкину и, заискивающе подхихикивая, протянул полный добра котелок.

Вцепился Пушкин в котелок, стал жадно перебирать поживу. Даже под маской было заметно, что он хищно улыбается.

Однако недолго Пушкин ликовал. Потому что Демьян Бедный вдруг крутанулся на месте, будто собрался балеты плясать, и ударом ноги отправил Пушкина на пол. И уложил классика с одного удара.

Писатели застыли пораженные. Уж от кого-кого, но только от Демьянки Бедного можно было ждать подобной удали. И почему-то сразу всем стало ясно – вот это и есть Самый Настоящий Пушкин.

– Давно я выслеживал этих лже-Пушкиных, – сказал Настоящий Пушкин, стягивая похожий на паклю парик, под которым обнаружились знакомые черные кудри. – Год на них потратил. Выстроил интригу, сюжетные повороты, композицию. Продумал финал. Заманил в Дом Писателей. И накрыл разом обоих в лучших традициях Холмса и Сименона.