Александр Попадин - Иванов и его окрестности

Наружный лик дома ясен и понятен. Негласный, внутренний лик загадочен и таинственен. Можно прожить жизнь и его не заметить. Жить такой жизнью почему-то не хочется.

Шли дни, за ними шли недели, за ними шли месяцы. Осень сменилась зимой, вслед за нею пришла весна. За это время мне приходило в голову множество неправильных идей, но я крепился и не давал им ходу. Например, была идея про… а потом идея, как… а затем – «что, если…»

Но я крепился.

Наконец, случай представился. Время подобрало нужную лекалу, обстоятельства выстроились в благоприятную комбинацию.

В тот самый день я шел к Иванову мимо школы №14 и, подойдя к той самой площадке, что находилась напротив ивановского подъезда, в который раз принялся осматривать её. С моих детских пор, когда на площадке стоял редкий «запорожец» или «жигуль», а между ними обосновывалась тётка, перевязанная белым фартуком и торгующая пирожками, – с тех самых пор минуло семнадцать колов времени, и сейчас площадка была утыкана разнокалиберными автомобилями и киосками, половина которых на вечном замке. Но не они, неприглядные, волновали моё воображение. Взор мой проницал вглубь, и то, что он там угадывал, заставляло биться моё сердце, словно от весенней лихорадки…

Как известно, подземелья и тайные бункеры удобнее всего делать под незастроенными площадями. Пятачок голой брусчатки подходил для этой цели как нельзя лучше: будь я какой-нибудь досоветский немец, я непременно устроил бы под этим маленьким симпатичным плацем маленький симпатичный потайной бункер, а уже от него – подземные ходы: вверх один, вниз другой. Почему-то, наверное вследствие родства, я чувствую, что те самые досоветские немцы именно так и сделали: прокопали и построили. А нам, опять же вследствие метафизического родства, полагается теперь обнаружить и открыть. Всё правильно, всё сходится.

С этими мыслями я постучал в дверь ивановской комнаты.

В тот день я застал обстоятельства, повернутые к моему плану наиболее выгодным профилем. Иванов приобрел очередную книгу о символике готических храмов и увлечённо обсуждал её с Владом. Матери Иванова в комнате не было. Груда книг по всем возможным мистическим течениям лежала в углу на полу, они были нужны Вовке Иванову для подтверждения своего материализма. Этим он занимался с неукротимой настойчивостью: с каждой получки к груде прибавлялась одна-две книги, а материализм их обладателя становился крепче ещё на несколько кирпичей.

Спор был в самом разгаре. Влад утверждал, что готические храмы – необязательно самое неизведанное место на земле, есть неизведанней: пирамиды Майя, например, или истуканы острова Пасхи. Иванов утверждал, что готические соборы имеют настолько глубокие корни премудрости, что глуповатые истуканы и пустые пирамиды меркнут рядом с настоящим собором, например, Кёльнским. Влад в ответ утверждал, что…

Я с ними не спорил. У моего племянника недавно стали резаться зубы мудрости, и про корни я уже был наслышан. Я подождал, пока спорщики выдохнутся, а потом повернул разговор в нужное мне русло.

– Чего уж далеко лазить, – сказал я небрежно, крутя в руках купленную книгу. – Если уж так хочется тайн и загадок, необязательно ехать за тридевять земель.

Здесь я кривил душой. Конечно же, гораздо увлекательнее обследовать именно готический собор, желательно монастырский, наверняка имеющий множество подвалов и погребов и испещренный подземными кельями, в стены коих вмурованы останки усопших братьев. Но за неимением бесхозного собора мог сойти тщательно подобранный калининградский подвал!

Удивительное свойство человечества – исследовать тайны и загадки ушедших тысячелетий, пропуская мимо загадки и тайны сегодняшнего дня! Мне было жалко калининградские подвалы: десятилетие за десятилетиями их пропускают мимо, устремляя свое любопытство в толщи веков и в глубь экзотических континентов, а наши местные загадки как лежали себе сто лет, так и лежат без намека на раскрытие, словно забытые сокровища.

Сейчас эти сокровища охранял джинн трансцендентальных сомнений, вселившийся в Иванова в незапамятные времена – чуть раньше одноклассника Газманова, но позже одноклассника Леонова. Помня Первое Правило Женщин и Котов (ППЖК), приглушая свою походку до мягкой вкрадчивости, я осторожно приступил к усыплению джинна. Кто знает, по прошествии стольких веков и тысячелетий, от чего нынче усыпляются джинны? Кто знает, какими печатями запечатывают те сосуды?

Все знают: хитростью, хитростью, и только хитростью!

– Помнишь закон магии наличной секунды? – спросил я Иванова.

– Ну?.. – с подозрительностью буркнул Иванов, уставив на меня свои одноклассные буркалы. Чувствительный человек, однако!

– Так вот, надо копать то, что есть . Просто его всегда так много – того, что есть , – что обычно человек запутывается в избытке наличного, не верит себе, смотрит, где копают другие – и пускается по чужим проторенным рельсам. Так и вы с Владом – копаете то, что давно раскопано и о чём потом пишут книги для просвещённых дилетантов.

Иванов поморщился. Только что его обозвали просвещённым дилетантом.

– Действительно! – подключился к моей атаке Влад. Он был в курсе моего плана и, видя, что я начал наступление по всему флангу, поддержал меня артиллерией. – Вон, сосед мой, в подвале в стене обнаружил тайник, а там – серебряный сервиз с геральдическими знаками, и шкатулка с драгоценностями.

– Ты не понимаешь! – с радостью возразил ему Иванов. Для Иванова появился шанс снять с себя обвинение в дилетантизме и переложить его на плечи Влада. – Он говорит, что настоящих искателей не интересуют сервизы, пусть даже серебряные. Их вообще интересуют нематериальные находки. Они ищут тайну , а не клад, – тайну лучшей жизни! Также, как алхимики искали не способ превращения коровьих лепешек в золото, а формулу мудрости!

Про мудрость было сказано весьма в тон. Иванов в отличие от нас возлежал на диване, подобрав под себя босые ноги, изредка только сменяя отлежанный бок. Своим умением вот так возлежать чуть ли не часами он мне всегда напоминал древнего грека.

Я задумался: а может ли так случиться, что Иванов учился и с Сократом тоже? Что-то слишком легко у него выходят некоторые… Когда я очнулся, то понял, что Влад уже давно и увлечённо что-то говорит, размахивая руками, а Иванов время от времени важно ему кивает и выпячивает губы трубочкой. Положительно, Вовка знаком с Сократом! Я даже стал припоминать иллюстрацию в каком-то учебнике: бородатый Сократ в палестре, а рядом юный кучерявый мальчик выпячивает губы трубочкой и выводит деревянным стилом по глиняной табличке своё греческое имя.