Борис Мисюк - Юморские рассказы

Еще в прошлом рейсе я подружился с русским австралийцем Николаем Володиным, удивительным человеком. Инженер-компьютерщик и летчик-любитель (у нас и профессий-то таких в то время еще не было), тем не менее неистребимо русская душа, Коля не раз потом побывал во Владивостоке. Как заработал лишнюю копейку – так в авиакомпанию ее и летит в Россию. Во второй мой заплыв в Мельбурн он познакомил меня со своим родственником Виктором Маслобоевым. Родственник, родной человек, родная кровь, родина… Огромного роста мужик, во многом схожий с бунинским Захаром Воробьевым («Бунин любуется сильным, здоровым мужиком, его богатырской мощью. Но этот богатырь с его благородной душой не находит применения своим силам и бессмысленно погибает от перепоя…», – это из учебника по литературе), во многом, но, слава Богу, не во всем похожий, Виктор силам своим нашел достойное применение с юных лет – он талантливый механик, считай, Иисус Христос в технике: воскрешает убитые машины и механизмы, делает их – «как новенькие». И от перепоя, когда таковой случается, не погибает, тьфу-тьфу-тьфу, а успешно лечится исконно русскими способами, благотворными, как выяснилось, и на Пятом континенте, но – только для русских, ибо известно же: что русскому здорово, то немцу смерть!

Не бывает случайных встреч, и лишнее подтверждение тому – наша с Виктором встреча, потому как и судьбы наши оснащены едиными вехами, отмечены сходными поворотами: ему тоже было уже «за полтинник», когда он стал, как и я, холостяком. Грустно. Зато оба мы отдались любимому делу с головой. На моей книжной полке – на яркой цветной фотографии – Виктор стоит во весь свой захаров рост, подпирая спиной двухметровый кирпичный забор, сложенный собственными руками, над ним – черепичная крыша ухоженного дома с симпатичной мансардой, а рядом с хозяином, считай, уже бывшим, огромный плакат-объявление о продаже дома с аукциона:

AUCTION

saturday 22 ndseptember at 1 p.m.

Виктор во всегдашней, излюбленной своей форме – удобном и весьма приличном комбинезоне темно-серого цвета, слегка распахнутом на груди, синий берет на голове и немного (истинно по-русски) виноватая улыбка на заветренном лице человека, живущего – так и хочется сказать «на природе» – во дворе, на воздухе. Двор у него теперь – после развода и продажи дома – рядом с портом, в нежилом, «производственном» районе Мельбурна, и завален этот двор битыми лимузинами, автобусами, тракторами, ломаными станками и прочей разной техникой. Пройдя через его черномозолистые, огромные, как лопаты, но бережные, даже нежные руки, вся эта техника снова станет работать во благо. В нашей приснопамятной «Правде» лет двадцать назад вполне мог бы появиться «Очерк об уральском мастере – золотые руки Викторе Маслобоеве, дарящем вторую жизнь машинам во имя торжества светлого будущего всего человечества». Урал – родина предков Виктора, на воротах его владения начертано: URAL. И ты невольно вскрикнешь мысленно «ура», неожиданно узрев эту надпись после целого дня хождения-езды по англоязычному городу. И в гараже-мастерской-приемной австралуральского мастера тебе тут же чисто по-русски нальют сто грамм и дадут закусить соленым огурчиком. Святое дело!

Виктор Маслобоев – параллельно с тетушкой Молли – шефствовал над нашими пароходами: тоже возил моряков по городу, по магазинам и кабакам, угощал и одаривал чем мог. «Кум» несомненно и его взял на заметку, но Виктор об этом не думал. Он просто, увидев русский пароход, всем существом тянулся к нему совершенно непроизвольно, как притягивается к планете комета или болид. Железный левиафан, приплывший оттуда, из такой далекой и такой родной страны, дышал сердечным теплом, от него веяло ароматами русских степей, лугов, соснового бора. И россиянину, заброшенному судьбой за десять морей от родины, застило глаза березовым маревом. И как тут, Боже Ты мой, не вспомнить было стихи великого Набокова:

А нашим матросикам нужна была Австралия, экзотическая страна с ее вечным теплом, неразбазаренным и умело, в отличие от России, используемым богатством, с ее долларами и шикарными супермаркетами, до самой крыши набитыми красивым добром made in…, то есть будущими дорогими подарками родным бабам и «короедам», с этими замечательными kasquette, трех-четырех-пятилитровыми «кирпичиками» белого сухого вина с чудесным букетом. И этот здоровенный русский мужик, эмигрант, заблудшая неволей душа, наивный, как ребенок, всем во всём помогает, бесплатным таксистом часами катает их по городу, каждому русскому из России он готов отдать все. И отдает с легким сердцем, с добродушной улыбкой. Он привозит их к себе в гости и вместе с ними радуется, читая на воротах заветное имя URAL . Он дарит им швейные машинки, автомобильные приемники и магнитофоны, запчасти к их японским лимузинам, да все, что ни попросишь. И матросские души распахиваются ответно, отдаривая Виктора хлебом из судовой пекарни, селедкой и… чем бы еще отблагодарить его, технаря, механика, добрую такую душу, влюбленную в железяки и в их страну, которой он в глаза не видел, ну да, чем бы еще? Ага, вот что у нас есть, гляди, Виктор (ему хоть и шестьдесят, а все с ним на «ты», правда, все равно уважительно), может, сгодится тебе, вот глянь, списанный кинопроектор «Украина», но ничего что списанный – он как новенький, ага, и трансформатор к нему…

Виктор улыбается детской своей улыбкой и благодарит за подарок. Господи, да для него главный-то подарок – просто видеть их, эти родные русские лица . Просто побывать на участочке, на клочке родной земли, хоть и таком вот, железном, стальном, на корабельной палубе…

Под просторным гаражным навесом землевладения URAL , словно в запаснике музея отечественной кинематографии, со временем скопилось больше двух десятков «Украин».

– Бери, – Виктор широко повел рукой по всему гаражу, где стояли и станки, токарный и сверлильный, и два мотора от австралийского «холдена» возвышались на верстаке, и много всего другого висело по стенам и лежало хорошо и удобно, по-хозяйски ладно.

На обратном пути я как раз собирался купить в Японии стиралку, ну и кивнул на один из трансформаторов от «Украины»: вот, мол, его возьму. Мы с Виктором прощались по-русски – в гараже, с бутылкой. Он расчувствовался, я таким его еще не видел. Закурил, потом бросил сигарету под ноги, раздавил ботинком сорок шестого размера и, потерянно на меня взглянув, выдал, именно выдал – взволнованно, как с трибуны, чего с ним раньше никогда не бывало: