Анатолий Шерстобитов - Бурситет. Приключения удалых пэтэушников, а также их наставников, кого бы учить да учить, но некому

– Вот у него ведь тоже группа в мастерских, на производственном обучении, – Соссий ласково поострел личиком при взгляде на Родиона. – Думаешь, Витя, шум-тарарам раз без надзору? Как бы не так – тишина могильная, порядок, как на подводной лодке в нейтральных водах.

– Вот они у меня где, – поднял для обозрения кулачище Сургучев.

– У него там два таких барбоса в помощниках, не приведи боже, по шнурочку ходят хлопчики, в ладошку кашляют потаенно, иначе нельзя, иначе враз уши поотлетают – Понча со Шлачком дело знают туго. Суворовская дисциплина! пропусков меньше всех! неуспевающих тоже!..

Сургучев гордо кивал и приосанивался, насколько позволяла поза сидящего. Они «втерли» еще по сто пятьдесят.

– Пропуски есть, конечно, совсем без них нельзя, да, Родион Касьяныч? и хлопчики ведь тоже люди, зачем все три десятка гнать на занятия, хватит и двух. Нет, ты молодец, уважаю таких, чту, – Соссий признательно пожал сургучевскую лапу. – Учись, Витя, жить! У его хлопчиков, между прочим, как у белых людей, рабочая четырехдневка, не пяти, Витя, четырех! Но, конечно же, все это требует определенных затрат, хлопчики это прекрасно понимают, не подмажешь – не поедешь, мастеру тоже надобно выкручиваться, тому же Лебедеву магарыч организовать, старшему мастеру, преподавателей кой-каких ублажить, да мало ли чего, ведь сама группа безо всего этого в ряд лучших никогда бы не встала. И потому, будь добр, за день отлучки расквитайся, сдай ассигнацию определенного достоинства в фонд мастера. Нет, ты – молодец, чту!..

На неподвижное лицо Сургучева набежала тень, слегка напоминающая застенчивость.

– А какие у него хлопчики! да на все руки мастера! Как мне в чем нужда – картоху там прополоть-выкопать, погребок отрыть в гараже – я к Родиону Касьянычу с поклоном, только к нему, уважь, мол, голубчик… и никогда, слышишь, Витя, ни-ког-да, отказу не получил…

Сургучев совершенно распарился и едва успевал отирать красное лицо, у Соссия явно упала скорость вязания.

– Есть, конечно, недоброжелатели среди хлопчиков, этот раз так подослали анонимку из букв нарезанных – предупреждение, чтобы не борзел, а внизу грибочки, намек какой-то, ухо надо держать востро… И тебе, Касьяныч?! Во, движение сопротивления… Вот черт, а курить-то больше нечего. Не сходишь, Родион? да парочку сырков еще возьми на закусь, – Соссий стал отсчитывать на стол монеты.

– Я пошел, – встал Виктор, – звонок скоро.

В вестибюле, для подстраховки, еще раз сверился с расписанием.

– Ты же, вроде, не куришь, Витенька? – принюхалась к нему Клуша.

– Да у Хрюкина в кабинете провонялся, – поморщился он. Клуша всмотрелась в прошедшего румяного Сургучева и проворчала что-то невнятно. Виктор еще раз поморщился, не мог избавиться от гадливого осадка. Он и сам сторонник приработка при первой возможности, но приработка, от слова «работа», не жульничества, дуракаваляния.

А-аа! мысленно чертыхнулся он, провались они эти соссии-родионы, тут своих забот полон рот, ералаш в голове. Как раз вот урок с группой, к которой его прикрепили в роли классного руководителя, помощника мастера, группа-то как раз та, где он тогда так позорно сорвался. А жандармскую тактику он забраковал вчистую, стал помаленьку взращивать свою, подгонял под характер и склонности, нутром чуял, что на верном пути, что работать будет куда легче и интереснее.

– Взво-оод! станови-ись!.. – Виктор обошел двухшереножный строй, придирчиво осматривая каждого ученика. – Застегнуться… Поправь парик… Ну и подравнялся, а носки торчат, будто у тебя башмаки семидесятого размера…

– Носки сквозь ботинки, если они целые, торчать не могут.

– Г-мм, резонно…

На правом фланге, как всегда, скопилось человек шесть опоздавших. Подходил еще один, мальчик худенький, роста малого, приятный на личико, с едва приметной косинкой в черных глазенках, ну типичный пятиклассник, не более того. Шагов за пять до Виктора он посерьезнел, остекленел глазами и, прижав к бедрам руки, стал четко и звучно печатать строевой шаг.

– Товарищ военрук, разрешите встать в строй! – он лихо козырнул и сильно прогнулся, что означило якобы молодецкую грудь. Вот так-то, мол, подмигнул он строю, знай наших, трусы вам мои по колено.

– К пустой голове руку не прикладывают, – Виктор чуть поморщился на себя за казарменную остроту и улыбнулся мальчишке, – молодец Смыков, становись в строй. Ку-уда? Сзади, сзади обходить надо!

– Так точно! Запамятовал трошечки. Как стоишь, болван?! – неожиданно скакнул он к длинному конопатому, как полевое яичко, парню и ухватил его за грудки. – Чему тебя учили, собака!? Чего руки в карманах, чего опаздываешь?! У-уу! нервов на вас не хватает! – широко замахнулся и обернулся к военруку. – Врезать разочек или до перемены удовольствие отложить?.. – Рыжий моргал ошеломленно, явно не в силах удумать нужную реакцию.

– Отставить, – давился смехом Виктор, – пусть живет.

– Хай живэ, – кивнул Смыков и сожалением оттолкнул, точнее, оттолкнулся от рыжего.

– Как стои-иыыте, болваны?! Мало я вас рэ-эзал…

Пашка Минаев за метр до него вытянулся в струнку и крикнул тонким срывающимся голосом:

– Сми-иирна! Рравнение на средину!

– Вот так, это по мне, – Смыков помахал рукой благосклонно якобы восторженной, преклоняющейся перед ним толпе, разрешил «вольно» и занял свое законное место левофлангового.

– Ну, а если серьезно, без балагана, – гасил улыбку Виктор, – что это за причина ваших систематических опозданий?

– Т-так р-разве успеешь за п-пять минут, – оправдывался заика-рыжий, – и п-покурить надо, и в туалет снасаться, к-клапан-то н-не держит подолгу.

– Курить надобно бросать, жидкого поменьше употреблять, – посоветовал Виктор, – и всегда помнить, что перемена короче воробьиного носа.

– Нам бросать помогают, – подал голос Смыков, – мастаки сегодня опять карманы трясли, им теперь курева неделю не брать.

Виктор поморщился брезгливо, он тоже недавно, поддавшись общему всплеску борьбы с курением, приказал вывернуть карманы у троицы опоздавших парнишек-первогодков. Те стали покорно выгружать сигареты, и в эти секунды он себя возненавидел, ощутил гадливость, словно от совершенной им пакости, подлости, да так оно по сути и было – подлость, самая настоящая подлость, пользуясь положением, выворачивать карманы, заслоняясь при этом щитом якобы благородной цели.

Весь урок он тогда мучался, а на перемене подозвал ребят и вернул им курево. Смолите сколько влезет, сказал он, пряча глаза, смолите, если вам так приятно, хоть по три штуки зараз в зубы вставляйте, только не в стенах училища, не совсем уж в открытую.

– Сегодня, – заходил перед строем Виктор, – идем в тир…

– Урааа! – перехлестнуло его слова восторгом.