Михаил Задорнов - Задорнов Єнд Кo

А теперь, к сожалению, мы должны проститься с вами. Только что малолетний террорист в Ставропольском крае захватил паром с цирком конных цыганских лилипутов на льду. Если мы опоздаем, — это будет ужасно — он взорвет его не в нашем эфире.

На этом мы прощаемся с вами. Всего доброго. До новых встреч, до новых катастроф. То есть, практически, до завтра. Так что оставайтесь с нами.

Мы — Первый канал. Мы имеем самую обширную аудиторию! И будем всегда ее иметь!!!

Я удивляюсь, как я до последнего времени не знал, что есть на нашем белом свете такой виртуоз в литературе, как Михаил Векслер. Когда я читал его книжку, я представлял себе жонглера в цирке, который жонглирует словами, суффиксами, приставками…

Все люди — бр-р…

Моисей — всем евреям сенсей.

Дни -

Это

Жи

Зни

Эта-

Жи.

Как я хочу глаголом жечь

Сердца людей, точнее — женщ…

Не есть хорошо -

Не есть хорошо.

Мы поминаем Бога всуе,

Когда у Бога просим у.е.

Уже в начале книжки я подумал, что я прав — автор, наверняка, в детстве любил цирк, а может втайне любит его до сих пор. За что? За легкость, изящество и волшебство. Вот только его теперешний цирк погрустнел от жестокости нашего времени.

Веселые жонглеры

Шагают на руках.

Отважные саперы

Витают в облаках.

Надо сказать, что книжку Векслера я читал по дороге из Одессы в Днепропетровск. Ехали на машине. Водитель сказал, что повезет той дорогой, что новее, чтоб не слишком трясло. Не знаю, что он имел ввиду. Может, просто пошутил надо мной. Подумал, не все же мне над другими ёрничать. Расквитаюсь-ка за всех осмеянных! И ему это, прямо скажем, удалось. Дорога вполне годилась для испытаний американских танков на тряску перед войной в Афганистане.

Но у меня была книжка Векслера, которую мне в Одессе дал в дорогу Валерий Хаит — теперь редактор безукоризненного юмористического журнала «Фонтан». Тоже писатель. Тоже сатирик. Тоже из КВНской нашей юности. Валера мне сказал: «Дорога тебе и так предстоит веселой, но с этой книжкой она будет еще веселее».

Он оказался прав. Ухабы на дороге удивительно совпадали по ритму с короткими векслеровскими зарисовками.

Мы разговариваем с Богом,

Поскольку Он всегда под боком.

Как я люблю тебя, о жизнь!

Но жизнь сказала: «Отвяжись!»

А в ужас мы приходим, как домой.

А сколько раз мне изменяла Родина?!

Как раз на этой фразе родина в очередной раз взбрыкнула под нашей машиной. И мы въехали в какое-то село. Одноэтажные домишки. Все серые. Как будто их красили пленные в цвет ностальгии по Родине. Инвалидные покосившиеся заборы. Ощущение, что их сразу построили такими кривоватыми. Между заборов бродят старушки. Наши, родные. Все в ватниках и в платках. Их трудно представить себе молодыми. Как будто они, как и заборы, появились на свет сразу такими — старыми и в ватниках. Посреди села одно двухэтажное здание гордо возвышается над низкорослыми домиками, как второгодник над своими новыми одноклассниками. А под крышей, вдоль водосточной трубы, трехметровыми буквами — «Казино Алабама»!

Вдоль большака старушки с сумками и мечтой хоть кому-нибудь из проезжающих продать приготовленный утром торт «Наполеон» с избытком крема для привлечения голодных дальнобойщиков.

А в книжке Векслера — просто как мистика — четверостишие:

Кто не слушается маму

Не поедет в Алабаму.

Будет жить не в Аризоне,

А тужить в рублевой зоне!

Я часто говорил, что горжусь русским языком. Он безразмерен и бесконечно «сочетаем»! Все лучшее, что написано на русском языке, непереводимо ни на один другой язык. Как непереводимо слово «недоперепил». Как, впрочем, и «перенедоел». Потому что эти слова отражают ощущение души человека. Конечно, их перевести можно, но на нескольких страницах и с потерями нюансов ощущений.

Величайшее достоинтсво Векслера — то, что он абсолютно непереводим ни на один язык. Это наивысший ему комплимент!

Аппетит все чувства победит.

На каждый хот-дог не накинешь роток.

Жить — здоровью вредить.

Век ту би — век терпи.

Мои изъяны -

От обезьяны.

Если мне чего-то хочется,

Это может плохо кончиться.

Есть люди неиспользованных возможностей. Я не знаком с Векслером. Видел его только на фотографии. Интеллигентное лицо, глаза человека, который до сих пор много читает, несмотря на то, что в наше время это бесперспективно. Я бы даже сказал точнее — просто не прибыльно. Лицо не приспособленца! От этого и грусть в глазах. Грусть человека неиспользованных возможностей.

Скромность, ум и мужество —

Все мое имущество.

Я — человекофил.

Но из последних сил.

Должен признаться, тезка, что хоть мы с тобой и не знакомы, но я с твоим последним наблюдением особенно согласен!

1972 год. Наталья Варлей, Леонид Филатов, Борис Галкин, Володя Качан — студенты театрального училища им.Щукина — и я — студент МАИ, болтаемся по заснеженной Риге. В то время все советские города были особенно хороши под снегом. Тем более хороша была Рига.

Наташа уже снялась в «Кавказской пленнице». Она была знаменитой. По-моему, в то время слова «звезда» не было, поскольку не было еще ни Майкла Джексона, ни Киркорова, ни Моисеева... Наташу просто любили всем народом. Леня писал стихи, Володя на его стихи сочинял музыку. Боря пытался быть похожим на Есенина, а я изучал основы теории машин и механизмов.

Никто из нас не знал ничего о своём будущем. Даже Наташа. Поэтому было очень весело!

Я предложил обследовать подземную Ригу. В каком-то дворике между католической церковью, Верховным Советом и свалкой зияла в земле дыра. Очень хотелось верить в подземный ход. Наташа в коричневой шубке и я, не помню в чем, полезли. Ход становился все уже и темнее. Вскоре пришлось пригнуться, а потом и вовсе ползти. Я впереди. «Звезда» — за мной. Прикрывал «звезду» Качан. Филатов и Галкин остались страховать нас на «Большой Земле». В голове звучало — «Трутся об лед медведи, как о земную ось!..»

К сожалению, подземный ход вскоре закончился. Оказался заваленным. Советская власть тщательно охраняла историю от народа. Пришлось даже не разворачиваться, а пятиться к выходу в обратном порядке. На выходе нас встретили снежками и криками будущие знаменитости, тогда ещё романтики.