Крылов Владимир. - Чёрт красивый

***

Горит восток зарёю новой

Уж на равнине, по холмам

Грохочут пушки. Дым багровый

Кругами всходит к небесам…

— Чего? — снова протянул Степан Никанорович, однако ослабил хватку, душить прикончил, и даже прихватив поэта за талию поставил перед собой на табурет.

Пушкин же прокашлялся, немного отдышался-приободрился, и уже немного окрепнув, взмахнул рукой, как когда-то перед Ариной Родионовной, и быстро поскакал по строчкам словно только что запрыгнул на боевую кобылу:

… Пальбой отбитые дружины,

Мешаясь падают во прах.

Уходит Розен сквозь теснины;

Сдаётся пылкой Шлипенбах.

Тесним мы шведов рать за ратью

Темнеет слава их знамён,

И бога браней благодатью

Наш каждый шаг запечатлён.

Уж близок полдень. Жар пылает.

— Как!.. — неожиданно воскликнул Степан Никанорович, — Уж близок полдень ?.. Да мне же на работу надо, а я тут с тобой стихи слушаю… как дурак…

Кукушкин быстро соскочил с кровати, быстро набросил на себя телогрейку, и уже бегом натягивая брюки – промчал мимо Лизаветы Филипповны захлопотавшейся на кухне.

— Ты чего такой, сегодня не такой? — поинтересовалась у него Лизавета.

— Представляешь, там в спальне обезьянка какая-то – стихи читает… на табуретке… — удивлённо на бегу сообщил ей Степан Никанорович.

— Это не обезьянка, — поправила Лизавета своего супруга, — это Пушкин Александр Сергеевич – запомни уже.

— Да какой там Пушкин! — прокричал Степан Никанорович, продвигаясь к выходу, — Чёрт это! Чёрт!..

— Ну не дурак ли, а?! — всплеснула руками Лизавета Филипповна, когда Степан Никанорович дверь за собой захлопнул, — Пушкина от обезьяны отличить не может… Дожил!!!

_______________________

*Ну конечно же деда по матери на самом деле звали Абрамом Петровичем Ганнибалом, и был он арапом Петра Великого: но Пушкин, с тех пор как в юности любил похулиганить, и лазил по своему генеалогическому древу – всё-таки навернулся, и сильно ударившись задницей оземь, зачастую от волнения начинал путать всё на свете.

**Автор извиняется что повёлся на поводу у Степана Никаноровича, и сам не заметил, как Пушкина Александра Сергеевича – обозвал хмырёнком.

Глава 29.

У САМОВАРА – Я И МОЯ МАША.

И вот уже двое за столом: она Лизавета – чай себе в ситечке заварила и тянет тихонько из блюдца – словно купчиха с картины Алексея Петровича Кандинского; и он – хмырёнок… (тьфу ты…) Александр Сергеевич, слегка побитый с кружкой в руке, из которой парит только что заваренный кофе. Она ему улыбается – и он ей тоже старается улыбнуться.

— Чего-то мне Лизавета Филипповна, ваш муж сегодня совсем не понравился, — сообщил ей после затянувшейся паузы хмырёнок… (тьфу ты, опять за старое взялся… ну заруби себе на носу – Пушкин! Пушкин!.. Нет никакого хмырёнка, и уж боле не будет) – недоумение и примечание автора к самому себе.

— А вы знаете Александр Сергеевич, — призналась и она ему, запуская чайную ложечку в баночку с вареньем, – мне он тоже, не особо в последнее время нравится…

— Вот… Вот... Дура вы Лизавета Филипповна, коли за такого обормота замуж выскочили… Ну на кой он вам сдался этакий старый пердун?.. Ведь он кажется ещё и водочку в больших количествах употребляет, несмотря на свой преклонный возраст — продолжал Пушкин.

— Да я Александр Сергеевич, и сама водочку-то предпочитаю.

— Уймись… не ваша вина! — Пушкин усиленно почесал репу, о чём-то подумал, наморщил лоб, и выдал словно что-то соображая, — А вы Лизавета Филипповна обратили внимание какой у вашего Степана Никаноровича огромный и безобразный нос?

— Нет! — почему-то испугалась Лизавета.

— А вы Лизавета Филипповна приглядись, приглядись… Он у него просто никакой…

— Как это!? — воскликнула Лизавета, — неужели совсем никакой?

— Ну конечно! Вот даже по сравнению с моим…

Лизавета оценивающе глянула на нос поэта, признавая при этом, что нос у Александра Сергеевича в общем то, не особенно – чтобы сказать особенно, уж очень длинный какой-то.

— Вот-вот, — Пушкин проследил за оценивающим взглядом Лизаветы Филипповны, — а у мужа вашего – ещё более отвратительный.

— Да разве может быть – более отвратительный?

— Может!

Вот тут-то и пожалела Лизавета что замуж за Кукушкина вышла, в первый раз в своей жизни пожалела об этом. А ещё подумала:

«Как же я раньше то этого не замечала?..»

После чего оба притихли: каждый думал о своём; и снова первым молчание прервал Пушкин:

— А вы Лизавета Филипповна обратили внимание, какие у вашего мужа нелепые уши?

— Нет!? — снова испуганно изумилась Лизавета.

— Да это даже не уши – одна насмешка, их даже не видно… А, у меня! Вы гляньте-гляньте… — Пушкин, демонстрируя свои уши перед Лизаветой Филиповной, повернулся к ней сначала одним ухом, затем другим. — Совсем другое дело!

— Да, действительно… — Лизавета по достоинству оценила уши поэта, и второй раз в жизни пожалела, что так опрометчиво, не задумываясь выскочила за Кукушкина замуж.

Надо признать, что уши у Александра Сергеевича действительно были красивыми, и главное большими – как у чебурашки; не меньше.

— А рога!.. Вы Лизавета Филипповна видели какие у вашего Кукушкина огромные рога?

— Какие рога?.. — Лизавета удивлённо посмотрела на Пушкина, — Нет у него никаких рогов, что-то вы напутали Александр Сергеевич.

— Ничего не напутал… Да те самые, которые вы Лизавета Филипповна сами ему и наставили, ну теперь-то вспомнили?

— Не знаю, — Лизавета явно смутилась, она даже кажется покраснела, — не помню… возможно…

— Зато я помню. — не дал договорить ей Пушкин. — В следующий раз Лизавета Филипповна вы к своему Кукушкину повнимательней присмотритесь; и тогда чётко будете знать, что это не просто рога – а ужас!.. Словно у застарелого барана… Или даже лося.

— Да вы что!?

— Да точно!.. — уверил её Пушкин, с хмуро сведёнными бровями в одну поперечную линию.

После чего его взгляд подобрел, и даже очень.

— А у меня рожки! — воскликнул он, — Да вы только взгляните – маленькие, аккуратненькие, можно сказать даже очень симпатичные!..

— Как и у вас Александр Сергеевич тоже рога имеются? — удивилась на то Лизавета.

— А как же!.. — признал Пушкин, — У мужиков они почитай у каждого присутствуют! Лично мне их Наталья Николаевна начала пристраивать ещё за долго до наших с ней отношений, ещё в девичестве… Это сейчас у вас компьютеры, игры разные, по телевизору двести программ; а в наше время кроме секса вообще ничего интересного не было… Так что, чего уж там…

Лизавета внимательно слушала Александра Сергеевича, с полным в глазах восхищением.