Курт Воннегут - Да благословит вас бог, мистер Розуотер, или Бисер перед свиньями

Элиот отпустил кнопку. Горластая сирена захлебнулась собственным ревом и перешла на безостановочное гортанное бормотание: брл, брл, брл.

Никакого пожара не было. Просто в Розуотере наступил полдень.

— Ну и сумасшедший дом! — скорбно вздохнул сенатор и медленно выпрямился. — А позабыл все, что хотел сказать.

— Может, оно я к лучшему.

— Ты слышал, что я сказал насчет этих негодяев из Род-Айленда?

— Слышал.

— Ну и что?

— Огорчительно я страшно, — вздохнул Элиот, попытался выжать горькую улыбку, но ничего не вышло. — Я все надеялся, что доказывать никогда не потребуется. Кому какая разница — нормален я или нет?

— Ты сам сомневаешься, нормален ли?

— Конечно, сомневаюсь.

— С каких это пор?

Элиот округлил глаза, подыскивая честный ответ.

— Да лет, наверно, с десяти.

— Ты, конечно, шутишь!

— Приятно, что ты ничего не замечал.

— Ты был такой крепкий, разумный малыш.

— Правда? — Элиот растроганно заинтересовался, каким он был в детстве, с удовольствием слушал бы дальше и не думал о мрачных тенях, обступивших его.

— Жалею только, что мм возили тебя сюда.

— А мне здесь нравилось. И сейчас нравится, — с мечтательным видом признался Элиот.

Сенатор слегка расставил ноги, стараясь обрести устойчивость перед тем как нанести сыну удар.

— Возможно, мой мальчик. Но пора тебе уехать отсюда. Уехать навсегда.

— Навсегда? — отозвался Элиот изумленно.

— С твоей жизнью здесь покончено. Когда-то это должно было случиться. И на том спасибо этим негодяям из Род-Айленда, из-за них тебе придется уехать — и уехать немедленно.

— Они-то тут при чем?

— А как ты докажешь свою нормальность на таком вот фоне?

Элиот огляделся, но ничего примечательного не обнаружил.

— А что, разве здесь что-то не так?

— Ты сам отлично все понимаешь.

Элиот медленно покачал головой.

— Знал бы ты, отец, до чего мне все непонятно!

— Да во всем мире не найти второго такого заведения. Если б перенести все это на сцену да, по замыслу драматурга, поднять занавес, когда на сцене никого нет, зрители все извертятся, пока не узнают, что за немыслимый псих тут обитает.

— Ну, а если псих выйдет на сцену и разумно все объяснит?

— Все равно он останется психом.

Элиот принял это объяснение или сделал вид, что принимает. Он не стал спорить — согласился, что ему надо умыться и собраться в дорогу. Он перерыл ящики стола, нашел небольшой бумажный пакет со вчерашними покупками — кусок мыла «Диск», флакон «абсорбина» для смазки своих могучих ступней, шампунь от перхоти, средство от пота «Эррид» и тюбик зубной пасты «Петушиный гребень».

— Приятно видеть, сынок, что ты снова печешься о своей внешности.

— Гм-м-м! — Элиот вчитывался в этикетку на «Эрриде», которым раньше не пользовался. Он вообще никогда ничем не протирал себе под мышками.

— Отмоешься как следует, бросишь пить, уберешься отсюда, откроешь приличную контору в Индианаполисе, Нью-Йорке или Чикаго, и когда начнется процесс, сразу станет ясно, что ты так же нормален, как и все.

— Угу!..

Элнот спросил отца, пользуется ли тот «Эрридом».

Сенатор оскорбился:

— Я принимаю душ каждое утро и каждый вечер. Полагаю, это снимает нежелательные эманации.

— Тут сказано, что может появиться сыпь, тогда надо перестать.

— Не смазывай ям, если беспокоишься. Главное — вода и мыло.

— Угу!

— Вот в чем беда нашей страны, — сказал сенатор. — Эти деятели с Мэдисон-авеню приучили нас больше тревожиться о собственных подмышках, чем о России, Кубе и Китае вместе взятых.

И беседа, столь рискованная для этих двоих, принимающих все так близко к сердцу, свернула в узкое, безопасное русло. Теперь они могли не задумываясь соглашаться друг с другом.

— Знаешь, — сказал Элиот, — Килгор Траут написал когда-то целую книгу о стране, в которой все силы были брошены на борьбу с запахами. Для них это стало патриотическим долгом. Ни эпидемий, ни преступлений, ни войн у них не было, вот они и ополчились яа запахи.

— Если попадешь в суд, — сказал сенатор, — лучше не упоминай, что ты без ума от Траута. Из-за твоего увлечения этим детским лепетом тебя могут счесть недоразвитым.

Разговор снова покинул спокойное русло.

Элиот упорно продолжал пересказывать роман Траута «Эй ты, чуешь, чем пахнет?», и голос его звучал раздраженно.

— В той стране, — говорил он, — велись колоссальные исследования по борьбе с запахами. За счет частных пожертвований, которые собирали матери семейств, обходя дома по воскресеньям. Целью этих исследований было создать средство против каждого запаха. Но вдруг герой — кстати, диктатор этой страны — сделал потрясающее научное открытие, хотя сам вовсе ученым не был. И никаких исследований больше не понадобилось. Он решил проблему в корне.

— Да, да, — отозвался сенатор. Он терпеть пе мог историй Килгора Траута, и от восторгов сына его коробило. — Изобрел, наверно, такое средство, которое сразу уничтожило все запахи? — сказал он, чтобы скорей положить конец этим россказням.

— Нет, я же говорю, что герой был диктатор. Он уничтожил носы.

Элиот вышел из уборной в чем мать родила, весь заросший волосами, утираясь кухонным полотенцем. Полотенце было совсем новое, на нем даже болталась бирка с ценой. Сенатор окаменел — ему казалось, что непристойность и бесстыдство несметными полчищами атакуют его со всех сторон.

Элиот ничего не замечал. Он продолжал безмятежно вытираться, потом бросил полотенце в мусорную корзину. Зазвонил черный телефон.

— Фонд Розуотера слушает. Чем мы можем вам помочь?

— Мистер Розуотер, — заторопился женский голос, — тут про вас передавали по радио…

— Да? — спросил Элиот.

— Сказали, что хотят доказать по суду, будто вы не в себе.

— Не беспокойтесь, дорогая. Улита едет, когда-то будет.

— Ах, мистер Розуотер, если вы уедете и не вернетесь, мы умрем.

— Даю вам честное слово, я вернусь. Устраивает?

— А вдруг вам не дадут вернуться?

— Вы считаете, голубушка, что я сумасшедший?

— Не знаю, как в сказать.

— Говорите как хотите.

— Я боюсь, вдруг решат, что вы ненормальный, раз вы столько возитесь с такими, как мы.

— А вы знаете других, с кем стоит возиться?

— Я нигде, кроме округа Розуотер, не была.

— Не мешает съездить, дорогая. Вот вернусь, и можно устроить вам поездку в Нью-Йорк.

— Господи боже мой! Да только вы не вернетесь.

— Я же дал вам слово.

— Знаю, знаю, но мы все это нутром чуем. Сердце подсказывает — вы не вернетесь. Мы все прикидываем, все планы строим, как бы проводить вас подостойнее, мистер Розуотер, — продолжала женщина, — чтоб и парад, и флаги, и цветы. Но нккого из нас вы не увидите. Мы страх как боимся.