Георгий Дзюба - Во всём виноват Гоголь

Только полные глупцы упрекают нашего героя задокументированной Гоголем ухмылкой. Да, она состоялась. Заметив, что у Плюшкина умерших крестьян обнаружилось «…сто двадцать с лишком. Чичиков улыбнулся при виде такой многочисленности» и якобы обрадовался, что «…люди мрут как мухи». Сообщаем сентиментальным тюфякам, деградировавшим от мыльных опер и сериалов: эта ехидная усмешка через века адресована никчемному здравоохранению города NN. Под никчемным руководством нашего никчемного градоначальника оно заканчивает свой срок коньячно-конфетных терапевтов, долларовых уколов, осетровых больничных и бесстыжих аптечных махинаций. Скоро оно будет мотать другой срок, но уже и в другом месте. И не спасут его ни предвыборный трёп об успехах администрации, ни бесконечные новости из телевизора, где ваш толстый мэр изо дня в день квасит в серебряной кастрюле капусту и делит со своей очередной женой для ужина последний чебурек и плавленый сырок «Дружба»!

Мы знаем, почему продажные журналисты бросают вызов нашему бизнесу. Они боятся потерять корыто и остаться без жирных костей со стола градоначальника, превратившего в руины наш город и район. Мэра, которого вскоре на выборах обязательно пронесут мимо урны!

Кустари, вы делаете всё на фуфу! Старая администрация на краю пропасти, и вам осталось только одно: сделать решительный шаг вперёд! Уберите свои конечности от золотых погон генералитета нашей экономики, командиров малого и среднего бизнеса! Убирайтесь по-хорошему!

Гоголь поможет не вам, а нам! После солнечного воскресного голосования для вас наступит хмурый понедельник. А жизнерадостные гастарбайтеры из нашего подлого ЖКХ снимут ваши флаги и над просветлевшими от радости фронтонами свежеумытого города взметнутся новые имена и знамёна. Ура!

— Ух, ничего себе, кончила! — наконец-то с облегчением вздохнула Айгуль, смело задрала майку до шеи и вытерла ею лоб.

— Ну ты хоть чего-то поняла? — практически трезво спросил Мудрецов.

— Ни фига не поняла, Петенька! Шамшарёв-Шевырёв и чертовщина какая-то. Все слова вокруг баб я поняла. Про Чичикова что-то ещё в школе было, но не такое. Деню Гробороя знаю, конечно. Абрам Семёныч Центнер на прошлой неделе в магазин приходил к нам, а ко мне с неприличными предложениями…

— Ну а ты! Так ты ему то? Или не чё?!

— Нет! — неожиданно согласилась Айгуль. — Энциклопедию про новые приёмы и хитрости в нашей сауне и в турецкой парилке с наценкой впарила. Ему чё? Он же сухой как вобла, хоть и Центнер. А Броненосцев у нас в городе ни одного нет. Это знаю…

— Ничего ты, дура, не поняла…

Айгуль обиженно надула губки, и в её прекрасных глазах заблестели слёзы, потому как раньше Мудрецов мог позволить себе назвать её «моя маленькая дурочка», но чтобы так грубо — высказался впервые…

— Чичиков — это враг! Враг и чёрт, и дети его, и внуки, и правнуки навсегда враги мои. Главный из его рода такой чёрт, что даже сам когда-то признавался, как его «искусил шельма сатана, изверг человеческого рода!» Прародитель мой на службе у этого зверюги даже «…два раза сторчаком слетел с коляски…» и чуть было не получил несовместимые с жизнью увечья. Случалось, что его даже привязывали верёвкой к козлам. Что он претерпел! А в ответ за беспримерную службу только и слыхал: «Петрушка бревно; Петрушка глуп», «дурак» и другие оскорбленья. Лет двести уже прошло, но простить ему этого не могу!

Тебе одной откроюсь. Я наследник династии Петрушки Варфоломеевича Потняцова, что имел несчастье служить когда-то первым заместителем Чичикова по материально-техническому снабжению. Мой прародитель в основном достойно служил ему, но именно Чичиковым он и был оптимизирован через нещадное сокращение штатов и выброшен в кювет истории.

Теперь гляди, кто хвалит его? Мой Бронькин! Схватил себе кликуху, вроде как он оттого завода, что я по бюджету возводил. Теперь там, конечно, ни бюджета, ни завода. Но я ж из той истории и сам еле вылез через ликвидацию и подачу заведомо неточных сведений кому надо… А он всё это знает! Всё!

— Так я ж тебе говорила, Петруша, что Бронькина Афанасия гнать надо в три шеи или засадить куда-нибудь…

— Думал уже и об этом, думал… — Мудрецов замолчал и углубился в себя. То ли по глупости, то ли по пьянке, то ли по сумме этих врождённых и приобретённых качеств он уже умудрился приблизить Бронькина к себе ближе некуда. Поручил ему не иначе, как всё же по глупости суровый учёт, наклейку этикеток и предпродажную подготовку ликероводочной продукции, что лилась в гараже его книготорга из бензовозов и молоковозов с мутными кавказскими номерами в фирменные бутылки. Но сейчас он заявил нечто неожиданное.

— Мыслю, что какой-нибудь Чичиков уже объявился в городе или завтра этот Бронькин зарегистрируется кандидатом в мэры, что паршиво тоже! Мне кое-что уже шептал про Бронькина один полезный дружок. Его имя поперёк интересов следствия могу озвучить кому хочешь. Тебе это ни к чему. Бронькину я, конечно, сделаю предупреждение случайной встречей с пацанами и множественными ушибами мягких тканей лица без стойкой утраты работоспособности. Что поделать? Нет ему пока что у меня замены на складе готовой продукции… Да и ещё одно моё дельце с главным архитектором города Мамагоновым есть. Его надо кончить, потом уже и Бронькина кончать можно. Да, дела-дела… — зачесал он затылок.

— Как думаешь, Айгулька, — впервые обратился он к девушке по имени и принялся, будто впервые разглядывать, как она смело «… разметала молодые груди по кровати», ибо давно уже угнездилась с ним рядом. — Как думаешь, — снова повторил Мудрецов, — стоит ли мне завтра выступить по районному телевизору и на большой громкости послать нашей бизнес-элите какой-нибудь важный политический сигнал о надвигающейся опасности?

— Ой, не надо, только не это, — нежно прильнула девушка к своему работодателю, — ты же однажды какой-то сигнал уже посылал перед Днём славянской письменности. Тогда же сам и возмущался, что половину твоей речи нагло запикали телевизионщики и вся та речь покупателей нам и не добавила…

— Да, помню, но ты представь себе, что будет, если полетели эти буквы в органы печати? Если эта писанина Бронькина уже в газету попала? А если её переведут на все языки мира одновременно, что будет!? Её же в Париже сможет прочитать даже наш мэр. Что он тогда обо мне подумает? Подумает ещё, что в мэры я сам сейчас порываюсь? Эти ж бумажки Бронькина почти неделю валялись в нашей бухгалтерии у Елизаветы!? Почему она мне сразу об этом не доложила? — строго спросил он почему-то у Айгуль о бездействии бухгалтерши Елизаветы.