Кира Измайлова - Одиннадцать дней вечности

– Смотри, – негромко произнес Эрвин. Все это время он пытался распустить шнуровку на вороте рубашки, и вот, наконец, узелок поддался, и принц оттянул тонкую ткань.

Я невольно прижала пальцы к губам, хотя вскрикнуть все равно не могла, а потом потянулась, чтобы…

– Не трогай. – Он отвел мою руку в сторону. – Будет больно.

Я и так видела воспаленную кожу там, где ворот этой странной рубахи впивался в шею принца, но все-таки коснулась кончиками пальцев грубого плетения, чтобы тут же отдернуть их – я будто в огонь их сунула!

– Я ведь предупреждал, – негромко произнес Эрвин.

«Но что это? Зачем? Для чего?» – Вопросов у меня было столько, что если бы я могла говорить, то засыпала бы ими принца. Увы, я могла только смотреть на него.

– Я думал, только мне выпала такая судьба, – проговорил он, поймав мой взгляд. – Самый младший, самый слабый, неудачник… А похоже, Клаус тоже страдал от этого. И не выдержал…

«Да от чего же?!» – подалась я вперед и снова протянула руку, мол, что это, зачем ты носишь вещь, которая мучит тебя денно и нощно? Почему ее носил Клаус? Создатель и причуды его последователей тут ни при чем, это ясно!

Эрвин коснулся ворота – казалось, будто он хочет оттянуть его, но тот не поддался, он будто сросся с телом, пустив корни в живую плоть…

«Что это?» – одними губами спросила я.

– Колдовство, – эхом откликнулся Эрвин. – Я не могу снять эту рубашку, хотя и мечтаю об этом. Только вот снимать ее придется с кожей вместе… Но я полагал, это случилось только со мной, потому что мне опять не повезло, Элиза не успела закончить работу, и я хоть и стал человеком… но не вполне. Оно не сработало, как должно, понимаешь?

«Какое колдовство, о чем ты?» – Я не выдержала и обеими руками схватилась за его руку, но Эрвин снова высвободился.

– Только не пугайся, – попросил он, встав во весь свой немалый рост. – И помоги, мне самому не с руки.

Дрожащими пальцами я расстегнула пряжки на ремнях, удерживавших его плащ, и тот соскользнул на пол…

Я смотрела, не дыша, как с шелестом разворачивается белоснежное крыло, огромное, словно у посланников Создателя на старинных гравюрах, как Эрвин с наслаждением потягивается, расправляя его…

– Немеет, – виновато сказал он. – Все время держать сложенным тяжело, а показывать не хочется даже тем, кто знает, что со мной не так. Чужим так и тем более. Вот и живу затворником, носа не кажу из своих владений… Лучше прослыть домоседом, чем чудовищем.

Я несмело протянула руку и коснулась теплых перьев, провела по ним пальцами – он, выходит, запомнил прикосновение, но… как такое может быть?

– Я терпеть не могу морских червей, – совершенно серьезно произнес Эрвин. – Но тебе неоткуда было об этом знать, а я не мог говорить. Как причудливо меняются роли, не находишь?

Мне нечего было ответить, я лишь еще раз провела ладонью по белым перьям. Неужели это он? Тот самый, что доверчиво опускал голову мне на плечо, позволяя гладить натруженные крылья? Но что с ним случилось, с ним и с его братьями? Ведь прочие лебеди – это были они, теперь я поняла!

– Ты рассказала мне свою историю, как умела, – негромко сказал Эрвин и чуть пошевелил крылом – мне будто теплый плащ на плечи накинули… Вот, значит, во что закутывали меня тем зимним вечером! – Теперь моя очередь поведать свою.

Я смотрела на него снизу вверх, и мне почему-то больше не было страшно.

– Не знаю, с чего начать, – помолчав, сказал принц.

Я коснулась его ладони, а потом изобразила пальцами шагающего человечка.

– Начать с начала? – невольно улыбнулся он. – Пожалуй, так будет лучше всего… Итак, нас было двенадцать: мы, братья-погодки, и Элиза.

Я только вздохнула: хоть мы живем намного дольше людей, дюжина детей и у русалок – повод для гордости! Впрочем, у отца нас было десятеро, и, знаю, хоть он и говорил, что не желает больше брать жену после гибели нашей матери, но все равно присматривался к молодым русалкам. Как знать, может, бабушка все-таки уговорит его жениться во второй раз? По ее мнению, это не дело: девушкам нужна женская рука, а сама она уже старовата, даже на поверхность не поднималась больше полувека! И ничего, что мачеха вполне может оказаться ровесницей моим старшим сестрам, крепче подружатся, уверяла она…

– Хочешь сказать, что наша матушка была героической женщиной? – спросил Эрвин. – Пожалуй, что так: из шестерых сыновей не умер ни один, но вот сама она шестых родов не пережила, а Герхард выжил чудом.

Я нахмурилась, не понимая: он же говорил, что братьев было одиннадцать, да еще сестра!

– Отец очень скоро женился вновь, – пояснил принц. – На младшей сестре первой жены: та была моложе покойной королевы на десять с лишним лет. И, увы, разделила ее участь, и на этот раз я стал причиной. Правда, она успела увидеть меня, а через неделю скончалась от родильной горячки… Видно, поэтому отец всегда недолюбливал Герхарда и меня: из-за нас он лишился обеих жен. Знаешь, – добавил Эрвин, – я как-то услышал, как он говорил советнику, мол, сыновей у него и так больше, чем того, что он сумеет оставить им в наследство, и он скорее предпочел бы лишиться очередного отпрыска, чем любимой жены.

«Но вы же не виноваты», – подумала я, коснувшись его руки.

– Нашей с Герхардом вины тут нет, – согласился он, – но сердцу не прикажешь. И, правду сказать, больше всех нас отец любил Элизу, самую младшую.

Я опять ничего не поняла: Эрвин же говорил, что самый младший из принцев – он, так что же, король женился в третий раз?

Заметив мой взгляд, принц сказал:

– Элиза не сестра нам, хоть мы и привыкли так ее называть. Ее подбросили во дворец однажды ночью. Она была в батистовых пеленках, в шелковом одеяльце, а еще в корзине, в которой ее нашли, оказалось письмо. Какая-то знатная дама писала о том, что родила девочку не от мужа, и выдать ее за его дочь никак не выйдет, он почти год был в отъезде… Она уповала на королевское милосердие и надеялась, что государь не оставит ребенка в беде. Так и вышло. – Эрвин улыбнулся. – Он всегда хотел дочь, но, как нарочно, рождались одни сыновья. Правда, полагаю, окажись у него одни дочери, он говорил бы, что этак можно разориться на приданом… И вот появилась Элиза. Советники говорили, что лучше бы отдать ее в обитель, пускай служит Создателю, как подрастет, но отец и слышать ничего не пожелал! Так она и выросла с нами вместе, и, кажется, со временем все и забыли о том, что она никакая не принцесса, а подкидыш.

«Вот так история!» – невольно подумала я. Мой отец тоже привечал детей погибших родственников, а таких было немало, потому что море – это море, и ему все равно, король ты, королевский родич или простая русалка. Да и акула тоже не спросит, хочешь ли ты попасть к ней на зубок! Взять хоть мою бабушку: из всех ее детей до зрелых лет дожили все три дочери, но только двое сыновей, прочих забрало море…