Надежда Первухина - Королевство на грани нервного срыва

Да, но что же моя милая Оливия? Сюзанна хлопочет над ней, но та стала вялой и гибкой, будто лишилась костей и спит!

– Мама, что с ней? – я ласково погладила падчерицу по лысине. – Девочка моя бедная, опять на нее какая-то болячка свалилась!

– Знаешь, доченька, – молвила Сюзанна. – Если бы ты не разубедила меня в том, что магия и волшба существуют и действуют, я бы сказала, что это порча. Что на госпожу Оливию навели сильные сонные чары. Но поскольку ты прочла мне целый курс лекций о видах энергии, материи и этой… как ее…

– Теории относительности?

– Во-во. Какая тут теперь может быть магия. Сейчас одно могу сказать – девочка наша вроде как спит, но очень-очень глубоко. Оливия, милочка, проснись!

Сюзанна с наивозможнейшей деликатностью потрясла Оливию за плечико. Я, куда менее деликатно, похлопала ее по щекам. Бесполезно. Она лежала спокойно, жар, слава уксусу и лимонному маслу, спал; дыхание ее было глубоким и ровным, никаких судорог, метаний, бреда…

– Ваша светлость, – дверь приоткрылась, явив нам юную горничную Полетту и некую тень, маячившую за ней. – Прибыл мессер Гренуаль.

– Дотторе, прошу вас, – я подскочила к двери и распахнула ее. – Ситуация чрезвычайная.

Дотторе Гренуаль был человеком исполненным тела и посему неторопливым. Внеся в комнату свой исполинский живот и не менее исполинский саквояж, он достал белоснежный муслиновый платок также исполинского размера и с чувством высморкался. И лишь тогда изобразил галатнейший поклон:

– Герцогиня, счастлив видеть вас в добром здравии. Признаться, я полагал, что меня вызвали принимать новую жизнь, но…

– О нет. Нет, – я энергично замотала головой. – Здесь никто не беременен и уж точно не собирается рожать. Случай совершенно иной, непонятный, но от этого не менее опасный для здоровья. Пострадала моя падчерица Оливия. Вот взгляните.

Доктор поправил золотое пенсне на мясистом носу и склонился над ложем страдалицы. Понюхал ее дыхание, взял руку, принялся считать пульс.

– Так-так… Весьма-весьма… Что нам говорит анамнез…

– Да, – подхватила я. – Что в анамнезе, дотторе?

Медицинской терминологией меня не срубишь. Я даже могу прочесть, что они пишут в своих рецептах. Звездная принцесса я или доярка, в конце концов?

– Мня-мня-мня, – невразумительно замялся дотторе. – Скажите, ваша светлость, не страдала ли милая Оливия ипохондрией или, упаси Исцелитель, глубоко… глубоко скрытой, таксзть, латентной депрессией?

– Кто угодно, только не она! Оливия – сама радость, веселье и проказы! Она слишком юна для депрессии!

– Не скажите, отрочество – опасный возраст. Может быть, на людях она, мня-мня, вела себя адекватно, такскзть, пела, веселилась, а в одиночестве предавалась мрачным мыслям, суицидальным желаниям? Это, знаете ли…

– Знаю, – отрезала я. – Может, раньше у нее и были мрачные мысли. Когда она была одна. Но с тех пор как мы вдвоем, мрачные мысли у нас появляются только тогда, когда домоправитель снова меняет замки на винных погребах!

– Вы что же, пьете?! – отшатнулся доктор Гренуаль. – Спаси Исцелитель! В столь юном возрасте! И вы, герцогиня, вам же еще рожать наследников мессеру Альбино, а алкоголь негативно влияет…

– Рожать от Альбино? Я лучше сопьюсь, – тихо пробормотала я. Уж слишком крамольной была эта фраза. И продолжила: – Дотторе, я не понимаю, какое все это имеет отношение к тому, что моя падчерица погрузилась в глубокий сон. Убей святой Градусник, не пойму!

– Мня-мня, я предполагаю, но вообще-то лучше бы собрать консилиум, на худой конец, коллоквиум…

– Мне достаточно вашего мнения. Коллоквиум мне не прокормить.

– Ваша светлость, боюсь, юная герцогиня Оливия страдала глубоко скрытым, подавленным страхом, который находился в ее подсознании с самого детства, ведь она была, такскзть, калекой, уродом… И в некий момент особого эмоционального воздействия, например фрустрации, испуга, ужаса, ее подсознание вырвалось на свободу и стало управлять всем организмом. Как видите, она спит, но это не простой сон. Это летаргический сон.

– Вы уверены, дотторе?

– В медицине, ваша светлость, ни в чем нельзя быть уверенным, даже когда лечишь грибок ногтей. Лечишь грибок ногтей, а пациент вдруг помирает от сердечной недостаточности… Хм-хм, пардон, отвлекся… Вы пытались ее разбудить?

– Да, слегка хлопали по щекам и трясли за плечи.

– А вот так?

И наш деликатнейший дотторе ущипнул Оливию с такой силой, что на ее нежной коже мгновенно появился синяк.

– Вы что себе позволяете?! – приглушенно заорала я.

– Это было необходимо, – пробормотал доктор. – Она не реагирует. Дыхание ровное, конечности вялые, глазные яблоки не двигаются. Да, это не сопорозус. Это летаргия. Феноменально! Герцогиня, надеюсь, вы позволите мне ежечасно пребывать при вашей падчерице, ведь летаргический сон – явление уникальное…

– А вам как раз надо писать магистерскую диссертацию…

– Академическую, ваша светлость.

– Так. Все ясно. То есть ничего не ясно. Как вывести Оливию из этого сна? Если уж ваши кошмарные щипки не помогают?

– В том-то и заключается уникальность летаргического состояния, что больной не реагирует ни на какие внешние раздражители. И если я возьму раскаленную кочергу…

– Она немедленно окажется у вас в анусе, дотторе. Я не потерплю никаких членовредительских экспериментов надо моей доч… падчерицей. Заявляю раз и навсегда.

– Я только хотел сказать, – обиженно пробубнил дотторе. – Что ваша падчерица может пребывать в этом сне не просто дни и недели, но месяцы и годы. Единственный описанный случай летаргического сна случился в Росском царстве. Там плотник упал с крыши и, не получив ни малейших повреждений, моментально погрузился в летаргический сон. Он проспал в больнице под наблюдением врачей двадцать два года, после чего проснулся и сказал: «Я все ваши речи слышал, похабники, а ответить не мог. Лучше б я помер», после чего действительно немедленно скончался.

– Как же он получал пищу и воду во сне, справлял нужду?

– Все исключительно при помощи каучуковых трубок, присоединенных к его желудку и интимным отверстиям.

Я поежилась.

– Значит, моя Оливия может пролежать двадцать два года во сне? Во сне будет расти, созревать, стареть?

– Увы… Возможно, меньше. Возможно, я найду способ пробудить вашу падчерицу ото сна. Я займусь этим лично и положу на это все силы.

– Надеюсь, дотторе, ваши слова не имеют двойного смысла. Насчет сил. Что ж, с этого момента вы – личный врач герцогов Монтессори. Прошу вас не покидать замка, разве что для покупки медикаментов и… ну, тех же зондов. Деньги вам немедленно выдаст домоправитель.

– Благодарю, ваша светлость. Большая честь, ваша светлость… А ваш супруг знает о постигшей его дочь болезни?