Андрей Белянин - Отель «У призрака»

…Я шёл на работу в приподнятом настроении. Стояла на редкость хорошая погода. Сквозь тучи пробивались лучи холодного солнца, на деревьях давно не было ни одного листочка, белые мухи 1 1 Единственные насекомые, которые почему-то выбрали зиму, чтобы плодиться и размножаться. стаями кружили в воздухе, а под ногами скрипел снег. Редкие прохожие, попадавшиеся по пути, были также неулыбчивы и на ходу пытались толкнуть меня плечом. Это невольно умиляло, мягко напоминая нам всем о предстоящем празднике.

День тринадцатого снега – любимое торжество каждого, у кого было детство! И даже те, у кого его не было, типа кобольдов или горных троллей, всё равно не отказывали себе в удовольствии присоединиться ко всеобщему веселью.

Это же главный зимний праздник! Интересно, как его будут праздновать здесь, в Мокрых Псах? Я вспомнил, что моя мама в этот день всегда пекла специальные поляцкие пирожки. С мухоморами и гвоздём! А перед Днём тринадцатого снега у нас был традиционный двухдневный пост. Естественно, все успевали наголодаться и всей роднёй набрасывались на огромное блюдо с пышущими пирожками! Тот, кому доставался гвоздь в пирожке, считался самым счастливым и искренне верил, что ему весь год будет сопутствовать удача… 2 2 Разок мой двоюродный племянник решил схитрить и стал глотать пирожки не жуя. В этот день никому не достался гвоздь. Но вечером в больнице мы узнали, кто его съел. Хитреца три дня отпаивали касторкой, и всё равно не удалось избежать операции. С тех пор он стал очень осторожен и любую еду ел маленькими порциями, что не помешало ему до совершеннолетия лишиться ещё двух зубов. Он и гвозди-то глотать начал, потому что потерял уже четыре зуба. Да-да, гвозди к нему так и льнули, везучий был парень…

Мне же, к несчастью, так ни разу и не достался вожделенный пирожок с гвоздём. Я всегда огорчался по этому поводу, даже не раз пытался подговорить маму, чтобы она заранее показала мне, в каком пирожке гвоздь, но мама лишь смеялась и шлёпала меня полотенцем, чтобы не лез под руку. Как же мне было обидно…

И только когда я уезжал на учёбу в Парижск, на нашей последней дружеской вечеринке вдруг стало понятно, что я единственный из моих друзей и родственников, кто сохранил все зубы! С тех пор я поминал маму и её чудесные пирожки только добрым словом.

Дорожка перед нашим полицейским участком была расчищена. Наверняка постарался рядовой Чунгачмунк, он любит порядок. Я толкнул дверь, вошёл в прихожую под вой демона Уфира 3 3 Сигнализация, которую мы не выключали. и едва успел расстегнуть верхнюю пуговицу пальто, как на меня набросились со спины.

– Флевретти, что за шутки?!

Я бы легко справился с тощим и не любящим спорт, как и любые другие усилия (типа ухаживания за женщинами вне Сети), капралом, но просто растерялся от неожиданности. Признаться, первая мысль была, что наш любитель томатного сока попросту сбрендил. А меж тем он явно использовал все силы, пытаясь повалить меня на пол, и делал это вполне серьёзно. Из своего кабинета на меня поднял тяжёлый взгляд комиссар Базиликус.

– Что происходит, шеф?!

– Сержант Брадзинский, прекратите сопротивление! А теперь немедленно сдайте удостоверение и бляху! Наденьте на него наручники, капрал.

Это было как шкафом по голове. Из райских кущ родного отделения полиции я словно бы был брошен в самую глубокую бездну беззакония. Всё происходящее казалось страшным фарсом, у меня невольно опустились руки. Я перестал сопротивляться и позволил Флевретти надеть на себя наручники. Меня арестовало родное отделение! Но за что?!

Повернув голову, я увидел у камеры предварительного заключения рядового Чунгачмунка. Мой друг-индеец сидел на полу, скрестив ноги, закрыв лицо руками, и тихо покачивался из стороны в сторону.

– Да-да, – сурово подтвердил капрал Флевретти. – Ему стыдно за того, кого он считал героем и старшим братом. Он, между прочим, с самого утра так сидит.

Я сжал зубы и решил хранить молчание. Что бы такого они мне ни инкриминировали, всё равно я не знал, что это за преступление. А вот не буду говорить без адвоката…

Меня препроводили в камеру. Комиссар шёл следом и молча следил за исполнением приказа. За мной закрылась железная дверь и лязгнул замок.

– Сержант Брадзинский, вы обещали мадемуазель Эльвире завести ферму? – обвинительным тоном начал Базиликус, открыв зарешеченное окошечко.

– Ферму? – В первую секунду я не понял, о чём это он. – Какую ферму?

– Откуда мне знать какую? В которую она играет, видимо. Так вот… Чему вы улыбаетесь? У вас что, совсем совести нет?

Я чуть не расхохотался, но в последний момент чудом смог сдержаться, видя, что комиссар слишком серьёзен и даже начинает багроветь от гнева.

– Я вижу, что вы вовсе не раскаиваетесь в том, что не выполнили своё обещание завести игру «Ферма»! Добавить её в соседи, дойти до какого-то там уровня и подарить мадемуазель Фурье, э-э… – он достал бумажку, чтобы уточнить, —…двадцать шесть рубинов, позолоченную карету, двух болтливых овец, восемь енотов для стирки, четыре яблони и одного единорога, как она вас и просила. Это возмутительное поведение для офицера полиции!

– Факт, – подленько поддакнул капрал.

– Поэтому посидите-ка здесь, пока не осознаете всю глубину своего морального падения. Если понадобится, хоть неделю. Вы же знаете, что городской судья мой друг и всегда выпишет нужный ордер.

Я покачал головой: если когда-нибудь он в запале ляпнет это вслух при посторонних…

– Подумайте над своим поведением. Флевретти, дайте заключённому сухой паёк в обеденное время, в туалет выводите под охраной. Мне скоро нужно будет уйти.

И шеф с мрачным видом удалился к себе. Но я отметил, что суровость его была уже немного напускной. Старина Базиликус, с горячим темпераментом, но отходчивым сердцем, просто не умел сердиться долго. Если, конечно, преступник не был вором, укравшим всё пиво в городе! Тогда бедолага мог словить на всю катушку…

Капрал сидел за своим компьютером задрав нос и старался не встречаться со мной взглядом. Поэтому мне пришлось сесть на нары, углубиться в интернет с телефона и просто ждать. Добряк Флевретти не выдержал даже десяти минут и с жалостью на лице заглянул меня проведать.

– Ты как, дружище? Конечно, шеф поступил с тобой слишком сурово.

– Ничего, нормально.

– Извини, если я сделал тебе больно, когда набросился. Я иногда могу не рассчитать силы. Наручники не сильно жали?

– Всё в порядке, спасибо. – Я нахмурился и нарочито небрежно поинтересовался: – Значит, Эльвира приходила?