Михаил Комлев - Доброе утро. Притчи нашей жизни, написанные самыми любимыми и знаменитыми

Когда мы переехали из Ростова в Баку, у нас был азербайджанский язык в школе. А так как до меня этот предмет уже изучался, то для меня это был темный лес.

Я вообще к языкам не очень склонный человек. После диктанта я получила тетрадку, где живого места не было, ее надо было, наверное, сохранить, все поля были в галочках, все слова были по два-три раза зачеркнуты. Приходит учитель наш и спрашивает:

– Как вы думаете, сколько Аллегрова получила по диктанту?

Я думаю – неужели я что-то смогла написать?

Ну не 5, не 4, не 3, не 2.

– А что?

– 0.

Такая запись в тетради в виде нуля у меня тоже была, потом меня освободили от этого предмета.

В моей жизни был один человечек, который оставил след о себе такой яркий, что истории о нем можно рассказывать очень долго и много. Это была маленькая старушка, бабушка Тоня из Украины, которая жила в доме Оскара Борисовича Фельдмана, который я потом приобрела. Она с ним родства никакого не имела и со мной соответственно тоже. Эта бабушка жила там лет 20 и была кем-то вроде управительницы. Когда я купила этот дом, бабушка осталась жить с нами, потому что ей некуда было деться, родных у нее тоже не было. Прежде чем начать приводить в порядок новое жилище, я соорудила этой бабушке пристройку при гараже со всеми удобствами, туда ее и переселила, а только потом начала основной ремонт.

Бабушка Тоня не понимала многие вещи. Однажды у меня дома была съемка, и после съемки остались все эти огонечки, лампочки. Бабушка была пожилым человеком и от всего освобождена, но ей хотелось все время принимать участие во всем. Она все время говорила «что она непотребная домработница, потому что улицу не метет, еще что-то «не делает». И вот моя помощница по дому застала ее, когда бабушка Тоня с ножом в руках с сосредоточенным лицом пыталась перерезать толстенный кабель. Она ей сказала:

– Ты что? Это больших денег стоит, Ирочка приедет с гастролей, расстроится, что ты делаешь?

Слава богу, ее не ударило током. Когда закончилась съемка, пускали фейерверки, довольно громко, на весь поселок, а бабушка была у себя в домике, она мне потом рассказала, что когда она это услышала, она упала на пол и стала молиться, она подумала, что конец света. Когда я приехала с гастролей, она упала мне в ноги и давай обнимать меня.

– Тонечка, что случилось? Ты что делаешь? – Мне не по себе, что это за крепостное право. Я ее поднимаю.

– Ты ж моя хорошая, да ты ж меня прости, я хотела как лучше.

– Что ты хотела?

– Да вот этот вот свет. Да я ж хотела, чтоб оно не запалилось.

У нее была идея фикс, что если что-то включено, то оно должно обязательно загореться. Она выключала в доме все розетки, мы приходили, рыскали в темноте, все искали свет. Она отключала абсолютно все, оставляла только холодильник, и когда я ее спрашивала, зачем она это делает, она, как хозяйка, мне отвечала:

– Чтоб оно не запалилось.

Вдруг меня осенило, и я ее спросила:

– Тонечка, а почему ты холодильник никогда не выключаешь?

Я наблюдала, как она думала, думала и говорит:

– Так то ж его умные люди придумали, оно не требе выключате.

А еще с бабушкой Тоней была такая история. Однажды она увидела новые туфли, которые купил себе мой супруг, из нубука. Они были совершенно новые, и в первый день, когда мы утром встали и спустились со второго этажа, то увидели эти туфли стоящими на батарее и начищенными кремом для обуви. Они блестели. Муж, конечно, растерялся, а у нас тогда некоторое время жил один наш приятель, он у меня работал в коллективе. И он очень громко смеялся, потому что это были не его туфли. А потом, буквально через несколько дней, был день рождения этого Саши, и мы купили ему в подарок такие же туфли, бабушке Тоне мы ничего не сказали, не хотели ее обижать, мы понимали, что она хотела как лучше. Мы купили ему точно такие же туфли, и когда после первого дня этих туфель, проведенного, так сказать, в нашем доме, они тоже стояли начищенные, тогда уже громко смеялись мы. После этого мы пытались ей объяснить, что нубук не чистят, что он должен быть матовым.

Бабушка Тоня все время возмущалась, что у нас в доме раздается безумное количество звонков, которые мне не дают покоя. У меня тогда был один номер телефона, который не умолкал. Покупаю я автоответчик, а бабушка Тоня все возмущалась:

– Да что ж тебе не дают покоя?

Она говорила только на украинском языке, причем я некоторые вещи не понимала, но потом уже привыкла. Когда я купила автоответчик, я ей говорю:

– Тонечка, вот давай, ты злишься на них на всех, – это я так пошутить решила, – сейчас я включу микрофон, и ты скажешь все, что ты хочешь сказать всем, кто звонит.

Зрелище было уникальное. Маленького роста бабушка, говорящая только на украинском языке, встала к микрофону. Я ей говорю:

– Ну, давай.

– Шо вы звоните без конца? У вас шо, работы нема? – Потом такой спад в голосе: – Никого немая дома. Я туточки одна. – И так ласково: – Звоните пизднейше.

Сейчас смешно вспоминать, но одна из первых поездок за рубеж – это действительно смех и грех. Приезжаем в Италию, и нам такие поставили условия:

– Или вы будете получать суточные, или вы не будете получать суточные, но мы вас будем кормить.

Естественно, лишняя валюта, все завелись на то, чтобы были лишние суточные. Кто-то сказал, чтоб лишние денежки были, там хорошо можно продать чешский хрусталь. Тогда еще был магазин «Власта» с чешским хрусталем. Я встала утром, пошла, в очереди выстояла. Купила там стаканчики с машинками, хрустальные кружечки и что-то еще. Последний день в Италии, у меня остались стаканчики с машинками. До этого я увидела в одном из магазинов совершенно потрясающие кроссовки: черные, высокие, на липучках. Мечта в те времена. Я думаю, мне на них не хватает денег. Что делать? Я хочу, чтоб вы представили картину. Большой супермаркет, сижу на парапетике я и заученно, как попугай, повторяю прохожим:

– I would like to sell you (Я хотела бы продать вам).

Естественно, это не увенчалось никаким успехом, потому что люди, наверное, смотрели на меня, как на сумасшедшую. А мне безумно хотелось их продать, чтобы эти кроссовки себе купить. Кончилось тем, что я очень грустная зашла в этот магазин с этими стаканчиками и хозяйка услышала русскую речь. Она подошла и на ломаном русском языке начала меня спрашивать, что я хочу. На что я ей ответила: