Владимир Горбань - Пропавшая бабушка

Выпили по третьей. Коньяк был замечательным, пирожки великолепны. Душа стремительно поднималась в рай…

Работа замечательно спорилась, но спустя полчаса уже Лёня бросил вопросительный взгляд на Семена Аркадьевича. Семен Аркадьевич пальцем указал под столик, где стояли бутылка и стаканы. Допив коньяк, оба, молча, углубились в работу.

Проехали Веселиново. Семен Аркадьевич, тяжко вздохнул и, сощурив карие глаза, посмотрел на Леонида. Лёня разочарованно развел руками. Семен Аркадьевич вынул из внутреннего кармана пиджака толстый кошелек, раскрыл его, достал две купюры и протянул их Лёне. Леонид утвердительно кивнул головой, взял деньги и вышел из купе.

Вернулся Гармаш довольно скоро. Уговаривать и, тем более, обольщать проводницу ему не пришлось. Женщина поняла его правильно сразу, лишь учуяла запах спиртного, исходящего из Лёниного рта. Глаза его, счастливо притуманенные, также недвусмысленно выражали просьбу.

– Курить в вагоне запрещено! – сказала проводница, протягивая Лёне бутылку. – Увижу с цигаркой, ссажу с поезда! И песни орать запрещено! Услышу, ссажу с поезда!

Гармаш ничего не ответил на угрозы проводницы, вежливо откланялся и отправился в свое купе.

И зачем проводница об этом сказала?! Теперь Лёне чертовски захотелось покурить и поорать песни! Лучше бы она запретила спать. Тем более, уставшее солнце уже клонилось к закату…

– Бургундского не было, – слегка пошатываясь возле купейного столика заявил Лёня. – Будем довольствоваться грузинской чачей одесского разлива. И бубликами с маком. Шо вы плохого мне скажете за бублики?

Семен Аркадьевич многозначительно промолчал. Он лишь звонко щелкнул пальцами правой руки и понятливый на все сто Лёня плеснул в стаканы пахучую чачу.

Они выпили, наскоро закусили бубликами и углубились в работу. Ведь теперь и вовсе работалось с огоньком…

Проехали Новоукраинку. Чачи в бутылке осталось на пару глотков. Лёня закончил редактирование рукописи. Устал от работы с документами и Семен Аркадьевич. Он сидел за столиком, обняв руками низко опущенную голову. Молодожены улеглись на нижней полке, крепко прижавшись, друг к другу под тонким одеялом.

Минут через пятнадцать сон сморил всех пассажиров купе…

В Днепр поезд прибыл в первом часу ночи. Уже на перроне прохладный воздух хорошо взбодрил Леонида и он, весело помахивая дорожным чемоданчиком, отправился на поиски такси.

– Шеф, до Нагорки! – скомандовал Гармаш пожилому водителю.

Лёня второй год под видом аспиранта проживал в одном из семейных студенческих общежитий. Поспособствовала родная тетка, работавшая в этом общежитии комендантом.

– Но, учти племяш, – предупредила тетя Роза, – в комнате не курить! Увижу с цигаркой, выселю в два счета! И песни у нас орать запрещается! Услышу, выселю к чертовой бабушке. Девок води тихо. Запретить совсем не могу, я же не фашистка какая-то. Но шоб у меня! – и она перед Лёнькиным носом погрозила увесистым кулаком.

Рано утром, продрав глаза, Гармаш с ужасом понял, что забыл в вагоне рукопись своей статьи о Первоапрельской юморине. И наскоро приняв душ, выпив крепкий кофе, он на трамвае рванул на железнодорожный вокзал. По дороге с мобильного телефона Леонид позвонил Богдану Богдановичу, главному редактору газеты:

– Я это, Богданыч, припоздаю с утра на пару часиков…

– Что-то случилось? – спросил в трубке озабоченный голос немолодого мужчины.

– Да нет, – слукавил Лёнька, – забыл вас предупредить, я сегодня записан на прием к зубному врачу.

– А статью ты подготовил?

– Конечно.

– Так скинь мне ее на электронную почту и гуляй до обеда, где хочешь.

– Да, да, – озабоченно пролепетал Лёнька, – я так и сделаю, Богдан Богданович.

– Я жду, – буркнул редактор, – и телефон не отключай!

На железнодорожном вокзале Гармаш обратился в окошко к дежурной по вокзалу. Он сбивчиво объяснял свою проблему, резво жестикулируя руками, немолодая уже женщина внимательно его выслушала и коротко ответила:

– Пишите заявление.

– Как? Заявление? – возмутился Леонид. – Да мне срочно нужно! А вы будите тянуть эту лямку два дня! Или три! Там же у меня статья в газету! Меня редактор в порошок сотрет!

– Пишите заявление, – сухо повторила женщина. – Таковы правила. Паспорт у вас с собой?

– Еще и паспорт нужен?! – Лёнька пришел в отчаяние. – Да вы же меня без финки режете?! Где сейчас находится поезд?!

– Где-то на запасных путях. Но туда нельзя.

– Что нельзя?!

– Запрещено! – крикнула дежурная по вокзалу.

Но Гармаш уже не слышал ее последнего слова. Он бежал сломя голову, пытаясь как можно скорее отыскать запасные пути, поезд, вагон, купе, тонкую полиэтиленовую папку со статьей для газеты. Молодой, энергичный, целеустремленный человек в синих джинсах и черной куртке летел, не разбирая под ногами дороги…

Железнодорожное хозяйство в Днепре огромное…

Прошел час…

Прошел еще час…

И еще один час прошел…

Леонид вымотался носиться по запасным путям в поисках нужного ему вагона. Он уже в сотый раз проклял себя за то, что не скопировал свою дурацкую статью на флешку, что вообще поехал на эту дурацкую юморину, что вообще зря устроился на работу в эту дурацкую газету…

Гармаш вымотался в ноль. И буквально рухнул пятой точкой на какой-то деревянный ящик, лежавший между железнодорожными путями. Он пытался успокоиться, но жгучий черноморский характер, требовавший пусть и бессмысленных, но бесконечных действий, не давал ему покоя. Лёнька от злости стучал правым кулаком по правому колену и буквально завывал волком.

Мимо, опираясь на трость, проходил сухонький старичок в старомодном пальто и шляпе, линзы его стареньких очков матово блестели на солнце.

– Вы что-то ищете здесь, молодой человек? – вежливо спросил старичок и левой рукой приподнял над головой шляпу. – Меня зовут Самуил Львович. Прошу немного любить и жаловать!

– Вагон! – крикнул Леонид, вскакивая с ящика. Понимаете, мне нужен вагон…

– Уж не этот ли вагон, коллега, вы ищите? – деликатно перебил его старичок, тростью указывая на старую довоенную теплушку, стоящую в трех шагах от Лёни. – Этот вагон многие ищут, – Самуил Львович многозначительно улыбнулся.

– Какой вагон?

– Вот этот…

Они подошли к теплушке. Двери были опечатаны. На крепкой промасленной бечевке, преграждающей открытие двери, висела плоская, размером в довоенные пять копеек, блямбочка из сургуча. И на этой печати по окружности четко прочитывалась грозная надпись: «Совершенно секретно. Вход до особого распоряжения органов НКВД карается расстрелом. Август 1941 г.»

– Что там? – присвистнул Лёнька от изумления.

– Вам интересно, коллега? – улыбнулся старичок. – Таки это я вам сейчас расскажу…