Ирина Маркова - Косяки и косячки

Их, полных, много – вот беда —
И в этом жизни драма!
К нему ж не липнут никогда
Ни дурь, ни килограммы!

Выпью я бургундских вин,
Закушу лягушкой квашеной,
Депардье теперь мордвин
Из француза перекрашенный…

Депардье теперь мордвин,
И мордвином будет впредь,
Он в Израиле – раввин,
А в России он – медведь.

Он лягушкой закусил,
Чтоб Делону быть под стать,
И помчал, что было сил,
Чтоб в Саранске заблистать.

Знать, в России не преграды
Ни морозы, ни лимит,
На Чукотке, если надо —
Абрамовича затмит.

Готов Саранск его принять,
И в это сложно не поверить —
Его мордвою не объять,
Его мордвином не измерить!

Остра стрела Амура!
……………………………..
Он меток, паразит,
Ну, и при всём при этом
Стрелою всех разит,
Не сплюнув сигарету.
…………………………….
Ты что-то нынче хмур.
Что, нет стрелы разящей?
Проказник, ты, Амур.
– Покурим?
– Некурящий!

Поэт, как яркая фигура,
Не тратит время понапрасну,
Готов приветствовать Амура
Он ежедневно, ежечасно.

Сюжета требует натура —
Его фантазия богата:
Он захотел держать Амура,
Как минимум, запанибрата.

«Давай, Амур, покурим вместе», —
Сказал поэт, строку творящий.
Амур ответил: «Много чести!
И я, к тому же, некурящий!»

Судьба-злодейка виновата —
Чувств не дождался, ну и что же?!
С Амуром быть запанибрата
Даже поэту быть негоже!

Отечество и жизнь сама, и воля,
Моё инопланетное подполье.

Кому милей российское раздолье,
Кому – ковыль с равниной дорогой,
Ему ж – инопланетное подполье —
Оттуда он обратно – ни ногой!

Кому-то снится ветхая избушка,
В багрец и золото одетый лес,
Кого сопровождает няня с кружкой,
Ему ж – подполье видится небес!

Случится ли – проявит своеволье,
Подумает – вдали просвета нет,
Махнёт рукой – да и уйдёт в подполье —
Ищи его тогда среди планет!

Собака пристально смотрела,
Потом решила, что свой.
Пришла ко мне
И рядом села,
Покачивая головой.

Поэт пытался подойти
К вопросам бытия.
Собаку встретил на пути —
Подумал, что своя,

И ну стихи свои читать,
В сердцах рубаху рвать,
Собака ж начала под стать
Скулить и подвывать.

В стих окунулся с головой,
Эмоций не тая.
Собака поняла – он свой,
А он решил – своя.

… И были улицы тихи,
Прохожий глянул вслед.
… Собака выдала стихи,
И ей подвыл поэт.

Пожив в земной, нескучной обстановке,
Наев, напив, нашкодив, я – балда,
Вернуться должен из командировки
В родимое дурное Никуда.

Умчавший ото всех и отовсюду
Неопытный нашкодивший балда
Приехал из дурного Ниоткуда
В не менее дурное Никуда.

И, путь пройдя нелёгкий издалече,
Признав в себе недюжинный талант,
Он землю водрузил себе на плечи,
Как древний и неистовый Атлант.

Пожив в земной нескучной обстановке,
Прикинувшись нашкодившим балдой,
Поэт стихи читал без остановки,
Назвав себя то ль Ковдой, то ль Ковдой!

Земля кружилась, плакала и пела,
И слушала поэта иногда,
Когда неутомимо, обалдело
Стихи слагал то ль Ковда, то ль Ковда!

Моё безумие – фантом
Дискретного ума…
…………………………………
Ведь я, в конце концов, поэт:
С листа лечу листом,
А ты – всего лишь силуэт
На месте на пустом.

Пустое место – силуэты —
Все, очевидно, нездоровы,
А рвутся в Пушкины, в поэты,
В Есенины и в Комаровы.

Они на месте на пустом
Хотят казаться лентой пёстрой.
Я их побью с листа листом,
Умом дискретным, строчкой острой.

Пусть вас рассудит жизнь сама,
А я живу, листы листая.
Фантом дискретного ума,
Поверьте, штука непростая.

Поэты, помните о том —
Побойтесь Бога, жизнь сурова.
Мой ум дискретен, как фантом,
Побойтесь люди, Комарова.

… А то из слов моих – уж матерных
Процентов где-то шестьдесят.

Я знал поэзию заочно —
Её историю, исток.
Слов тридцать-сорок знал я точно,
Потом узнал ещё пяток.

Затем возрос и стал поэтом,
И всех поэзией потряс,
Безоговорочно при этом
Словарный ширился запас.

Слова учил я то и дело —
Читатель к этому привык.
Я стал вконец поэтом зрелым,
Освоив матерный язык.

Писать как классик я сумею,
Восторгов истинных – лавины —
Ведь матерных стихов имею
Уже не меньше половины!

За окном холодный ветер веет,
Осень забавляется дождём.
Я, чем больше выпью, тем трезвее
Рассуждаю смело обо всём.
……………………………………….
Но зачем же «с мельницей сражаться»,
Если больше нечего налить?

Капал дождь, как осени ухмылка,
Ветер утомительно ревел.
Комаровский с другом за бутылкой
Долго и осознанно трезвел.

Не шутил писатель, не кривлялся,
Забавлялся серый день с дождём,
А поэт с бутылкой забавлялся,
Заявляя: «К трезвости идём!»

Он был в теме, и вписался в тему,
И была проблема решена,
Разрешилась трезвости проблема,
Лишь бутылку выпили до дна.

Многие решаются задачи,
Выпить есть – судьбу не надо злить.
Так зачем о трезвости судачить,
Если больше нечего налить!