Никандр Алексеев - Охотничьи тропы

— Вот наделал я таких легких, с моим устройством, капканов штук двадцать, забрал их и пошел ставить по тропам. Иду и тяжести не чувствую. К тому времени научился я расставлять капканы так. Найду тропу, пересеку на лыжах и ставлю в четвертую — пятую ступку зверя от места пересечения. Ставить надо капканы навстречу зверю, а если он прошел туда и обратно, то ставь по обе стороны от лыжницы. Идет зверь по тропе, первым делом замечает лыжный след впереди и сразу обо всем, кроме него, забывает. Все внимание на него обращает. Шагнет раз — другой и готов. Маленький капкан схватит крепко, а кость не переломит. Зверь не чувствует большой боли. Хотя он и старается вырваться, но ногу себе не оторвет, не перегрызет. Дождется, когда охотник прибудет.

— Наловчился ставить новые капканы за восемь — десять минут. А старые по два часа отнимали, и маскировка получалась неважная. Столько снегу разроешь, что мешком за тридцать — сорок метров приходилось таскать новый, чтобы засыпать установку. А маленькую ловушку легко и прятать.

— Поставил с вечера я свои изобретения и не спалось мне всю ночь. Все думал, как они работать будут. На рассвете пришел к капканам и попалась мне такая добыча, что не поверите — две лисы, горностай, два хоря сразу.

— Стали работать мои установки. Из двух десятков какой-нибудь да схватит добычу. Я и раньше планы выполнял, ну а тут, по новому способу, выполнил я в 1938 году пять годовых норм.

— В 1939 послали меня на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. Побывал в Москве, насмотрелся многого. Понял я тогда — надо молодежь тому, что сам знаешь, обучать.

Снег лежал ровной, пушистой пеленой. И каждая тропка зверя отпечатывалась на нем четко и ясно. Федор Андреевич шел и зорко поглядывал по сторонам. Впереди мелькнула тропка зверка. Лапы крупного хоря проложили здесь дорогу. По бокам от следа тянулись какие-то две борозды.

— Эге, — сказал Федор Андреевич, — что-то интересное этот приятель добыл! Что же это такое?

Мы отправились по следу хоря.

Невдалеке, у куста полыни, тропка обрывалась. Зверок остановился здесь. От полынника хорь пошел в сторону. На продолжении тропы борозд по бокам уже не было.

— Поищем, — сказал Бабин и стал осторожно разрывать снег под травой. Через несколько секунд мы увидели оцепеневшую в зимней спячке змею. — Так вот ты за кем охотишься! — воскликнул Федор Андреевич. — Сюда ты обязательно придешь.

Он поставил капкан у самой змеи и заровнял место установки.

— Теперь посмотрим, куда ты дальше направился.

След привел нас на край торфяного болота. Хорек наделал здесь много нор и добывал из них спящих в сухом торфе змей. Достав вторую змею, он понес ее в другую сторону. Сейчас тропа тянулась метров сто пятьдесят и оборвалась снова у куста травы. Хорь так же разрыл снег, закопал змею и вернулся опять на болото. Бабин и здесь поставил капкан.

Хорек увлекся охотой. Богатое скопище змей привлекло его, и он стал таскать одну за другой в разные стороны. Третью змею он зарыл в двухстах метрах в сугробе и вернулся сюда за четвертой.

Теперь след уводил нас далеко. Мы прошли полкилометра, а тропа хорька все уходила вперед. Наконец, она оборвалась у норы. Сюда зверь забрался вместе с добычей и уже не выходил обратно.

— Видать, здесь у него жилплощадь, — шепнул мне Бабин и поставил возле норы четвертый капкан. — Должен он когда-нибудь отсюда появиться, — сказал Федор Андреевич.

Хорь не выходил две ночи. Напрасно мы с Бабиным проверяли расставленные всюду капканы.

На третью ночь зверок показался и был пойман. Он оказался крупным самцом с отличной шкуркой.

— Хороша была у тебя смекалка, — сказал Бабин, упрятывая хоря в сетку.

В феврале 1948 года в Новосибирске состоялся слет молодых охотников. Большой зал был переполнен. С разных концов необъятной Сибири собрались сюда русские ребята и девушки, якуты с берегов моря Лаптевых, алтайцы — горные медвежатники, остяки с берегов Тыма, охотники Сале-Харда, промысловики Баргузина. Вспыхнул кипяще-белый свет юпитеров, и вдруг я увидел за столом президиума удивительно знакомое девичье лицо с чуть вздернутым носиком и русые косы на плечах.

«Уля Бабина!» — обрадовался я.

Председательствующий объявил, что слово имеет Ульяна Бабина из села Кочек.

Уля сказала:

— Давайте не будем зазнаваться, а настойчиво учиться друг у друга и у более опытных людей. Учиться, как больше добыть пушного золота для нашей Родины.

Она рассказала о своих приемах и способах промысла. Зал горячо аплодировал ей.

В заключение она сказала:

— Иной раз бывает неудача, вроде и сама себе не рада. Прихожу с промысла усталая, но на утро, чуть свет, иду наверстывать вчерашнее. И вдруг мне попадает добыча. Я забываю про тяжести, и на уме у меня Владимир Ильич Ленин. Иду и мечтаю, не чувствую усталости. Ведь Владимир Ильич любил охоту.

— Я считаю свою работу самой лучшей на свете. Наш труд видит партия, правительство и любимый Иосиф Виссарионович.

Улю премировали винтовкой.

Снова горели лучи прожекторов. В их свете, рядом с пожилым охотником, чья грудь была украшена многими боевыми орденами, стояла девушка с русыми косами и голубыми глазами.

Она твердой рукой сжимала винтовку.

В одну из поездок по Туве встретил я знатного скотовода Чальяна. Он уже тогда становился и знаменитым охотником. Первую премию за волков получил. Мне вспомнилась небезынтересная история о том, как он стал охотником. Чальян сам рассказал о своей первой охоте на волков по-новому. Опыт поучителен. Позволь, читатель, поведать этот его рассказ тебе.