Dukhovno_nepravilnoe_prosvetlenie

Многие критики решили проблему, просто назвав Ахаба сумасшедшим. Понятно, почему они так могли подумать, но ведь если твой главный персонаж движим безумием, значит вся твоя история просто о чуваке, у которого съехала крыша. Вряд ли это возможно в данном случае. Некоторые пытались доказать, что Ахаб не был безумным, но без надлежащей перспективы это невозможно. Угаданный правильный ответ не в счёт.

С того момента я стал читать "Моби Дик" в совершенно новом свете. Ахабу не нужно было много говорить, чтобы я понял, что он отнюдь не сумасшедший. А как только я дошёл до места, где он призывает рваться сквозь маску, я был почти уверен, что держу в руках книгу, являющуюся шедевром неизвестной философии – Истины – и что Ахаб это набросок неизвестного архетипа – Архетипа Освобождения.

"Моби Дик" похож на картину, нарисованную художником, обладающим цветовым восприятием, которую анализирует, критикует и судит чёрно-белый мир. Невозможна никакая интерпретация без необходимой воспринимающей способности. Она написана в цвете, и рассматривать её нужно в цвете. Она не играет в чёрно-белом, не важно, как вы её подсветите, или насколько сощурите глаза. По той причине, что я обладаю способностью видеть цвета, и что она случайно попалась мне на глаза, я достаточно ясно увидел то, что другие не смогли. Неудивительно, что она оставалась в забвении семьдесят лет, и фактически лишь спустя ещё восемьдесят лет действительно увидела свет. Без такой воспринимающей способности "Моби Дик" может быть лишь серой неразберихой. Но, рассмотренный в верном свете, это американская Махабхарата.

Возможно, рассказывать людям о величии чего-либо, чего о ни сами не в состоянии увидеть, бессмысленно . Но к счастью, необходимая воспринимающая способность находится не в глазах, но за ними, и любой, кто захочет , сможет увидеть.

Смотрите сами.

Ахаб не погиб. Ахаб это Измаил. "Моби Дик" это история не о путешествии одного корабля на протяжении нескольких месяцев, но это путешествие одного человека на протяжении жизни. Слова Ахаба:

"Сорок, сорок, сорок лет назад! – о, да! Сорок лет постоянной охоты за китами! Сорок лет нужды, опасностей, свирепых бурь! Сорок лет в беспощадном море! На сорок лет покинул Ахаб мирную землю, сорок лет он ведёт войну с ужасами морских глубин!"

Первыми тремя словами книги "Зовите меня Измаил" нам сообщают об этом. В сущности, нам говорят: "Я не скажу вам, кто я". Но почему нет? Почему рассказчик истории о китах желает скрыть свою личность от читателей? И зачем так нарочито сообщать об этом в самых первых словах?

Потому что Мелвилл ведёт честную игру. Он размещает это именно там, где мы сможем это увидеть. Он прячет это на самом видном месте. Ключ к "Моби Дику" спрятан в самых первых трёх словах.

Да, Измаил это Ахаб. Рассказчик это Ахаб. Ахаб был тем, кто остался в живых, два дня плавая в одиночестве на гробу Квикега, сирота. Мы не видели Ахаба мёртвым или умирающим. Верёвка обвилась ему вокруг шеи и утащила из лодки. Вот и всё. Означает ли это, что он умер? Нет, не физически. Мелвилл явно предвещает это, сначала отправляя на дно Пипа:

Море, как бы глумясь, удерживало его смертное тело на поверхности, поглотив между тем его бессмертную душу. Однако, поглотив не полностью. Оно унесло её живую в дивные глубины, где причудливые формы первозданного мира скользили туда и сюда перед его неподвижными глазами; где скупой водяной – Мудрость – раскрывал перед ним свои сокровища; где посреди радостной, бессердечной, всегда юной вечности Пип увидел бесчисленную множественность и божественную вездесущность коралловых насекомых, воздвигавших из могучих водяных сводов свои колоссальные аркады. Он увидел ступню Бога на педали ткацкого станка, и рассказал об этом; поэтому товарищи по команде прозвали его помешанным. Человеческое безумие это небесный разум. Отбившись ото всего смертного разума, человек, наконец, приходит к той божественной мысли, которая для рассудка совершенно абсурдна и безумна; и в благости или в горе он становится непреклонным и безразличным, как его Бог.

Он увидел ступню Бога на педали ткацкого станка. Нам показали это на примере Пипа, значит, то же самое произошло с Ахабом.

***

Неспеша закончив обедать, и хорошо прогулявшись по склону холма и по побережью, я взял такси и приехал домой спустя часа два после того, как Мэри ушла из ресторана. Я нашёл её сидящей за столом Уильяма в кабинете; небольшой островок света от настольной лампы создавал вокруг неё тёплое свечение. На столе стоял нетронутый бокал хереса. Перед ней лежали раскрытыми две книги: "Моби Дик" и Библия. Когда я вошёл, она держала ручку над жёлтым линованным блокнотом, делая заметки. Я остановился в дверях, не желая вторгаться в её процесс.

Она подняла голову и увидела меня.

– Мой красавчик, – сказала она ласково.

Я промолчал.

– Он будет между людьми, как дикий осёл, – сказала она.

– Прошу прощения?

Она зачитала из Библии.

– " Он будет между людьми как дикий осёл, руки его на всех, и руки всех на него, жить будет он пред лицем всех братьев своих " * .

--------* ( Книга Быти я 16:12) --------

– Кто будет?

– Измаил, – ответила она. – Так Бог сказал об Измаиле.

Я промолчал.

– Вот что писал Мелвилл Натаниелю Хоторну о "Моби Дике": "Я написал нечестивую книгу, и чувствую себя чистым как агнец".

Я кивнул.

– Библия нигилиста, – сказал я. – Настольная книга искателя истины.

– Да, – сказала она. – Полагаю, так оно и есть. Было бы абсурдом полагать, что Мелвилл не знал совершенно точно, что он пишет. Он только что назвал это.

– Не делай это заслугой Мелвилла, – сказал я. – Дело здесь не только в нём. Ведь есть другой автор, можно назвать его океаном. Мелвилл не получил, чего хотел от "Моби Дика", но другой автор всегда получает то, что ему надо. Если будешь пытаться рассматривать книгу через Мелвилла, ты упустишь суть. Океан – вот истинный автор, но у него нет рук. Он действует через нас.

Она кивнула.

– Думаю, я поняла. Входи, пожалуйста, – сказала она. – Всё нормально. Садись.

Я сделал, как мне было сказано, и сел в один из плюшево-кожаных стульев "Королевы Анны" напротив стола. Через минуту она перестала писать, положила ручку, сняла очки и заговорила.

– Да, Джед, спустя сто пятьдесят лет после того, как Мелвилл написал "Моби Дик", похоже, ты оказался первым, кто понял, о чём он. – Она подняла очки. – Поздравляю.

– Здорово, – ответил я. – За это я должен что-нибудь получить. Красивую грамоту, например.

– Мне кажется, что книга под названием "Духовно неправильное просветление", начинающаяся со слов "Зовите меня Ахаб", не привлечёт много внимания в литературном мире.