Александра Щепкина - Бояре Стародубские. На заре (сборник)

– Вот он каким оказался! – печально раздумывая, проговорил сержант. – Откуда-нибудь пахнет ветер – он и повернет в сторону! Шел бы в монахи, не затевал бы свадьбы! Он не по принуждению поступает?..

– По своему собственному убеждению, ко всему остальному относится теперь равнодушно; нимало не признает вреда, причиненного им другим, даже гордится тем, что принес их в жертву! Жалости он не способен чувствовать: словно впал в окаменение!

– Пойдем на мою половину, надо подумать, как Ольге сообщить. Где Ольга Ивановна? – спросил сержант у крестника Афимьи Тимофеевны, проходя мимо него через большие сени, отделявшие его половину от общих комнат.

– Панья на деревню пошла, к больным; за ней от Горюна присылали, – ответил мальчик.

Сержант прошел в свою комнату и запер за собою дверь. Он внимательно начал читать письмо ректора; читал он медленно, и слезы блеснули у него на ресницах; седые брови сдвинулись вместе на морщинистом лбу. Окончив, он глубоко вздохнул и проговорил с видимою скорбью:

– Господи Боже мой!

Стефан сочувственно глядел на горе старика и ждал, не заговорит ли он.

– Тебе читали письмо это? – спросил наконец старик.

– Нет, письма не читали; но мне сказано обо всем, что в нем заключается, – отвечал Стефан.

– И тебе известно, какая налагается на тебя обязанность?

– Скажу вам, как сказал бы родному отцу, по правде: что я не думаю выполнить такую обязанность, чувствуя, что она свыше моих сил! Я лучше оставлю академию. Да не подумайте, что я сам предложил себя взамен Сильвестра, – я не такого понятия о вашей дочери, чтобы предложить ей какую-нибудь замену. Она не такая девушка, чтобы согласиться выбрать в мужья равнодушно того или другого! И вы лучше не говорите ей о таком предложении.

– Если ты не желаешь, так и я не должен передавать ей это предложение. Боюсь также, хорошо зная Ольгу, что она во всяком случае предпочтет совет их, – поступить в монастырь. Они у меня обе тверды и горды: каждая по-своему. Переменилась Ольга во многом. Давно у ней была склонность к набожности, потом с летами она отвлеклась немного от этого влечения, даже привязалась к Сильвестру и задумала выйти за него; но эта же самая близость с Сильвестром и то, что он долго живал здесь, его разговоры снова направили ее мысли к монастырской жизни! Ольге легко было увериться, что это ее обязанность! Теперь вот она все свободное время проводит в том, что ходит по больным и бедным; а по вечерам уже читает церковные книги! Я не иначе гляжу на это, как что придется мне проститься с нею. По моим желаньям, я всегда согласился бы принять тебя своим зятем; но Ольге не по мыслям и не по характеру будет такой мирской и веселый муж, как ты, Стефанушка! – докончил старик, ласково погладив по плечу Стефана.

Барановский думал так же, как сержант, – что Ольга скорее пойдет в монастырь, чем выберет его своим мужем. Жалея об Ольге, он не мог, однако, не радоваться, что он останется свободным и выберет образ жизни по влечению. Ольга между тем была недалеко от дома; она шла домой, оставив больного Горюна, изба которого была недалеко от их сада. Подходя к дому по тропинке, пролегавшей в глубоком снегу, она заметила сани и лошадь на дворе.

– Откуда лошадь? – спросила она издали державшего конюха.

– Приехали из Киева, – был ответ.

– Приехали?.. – повторила Ольга, и, не спрашивая, кто приехал, она вполне обманулась, думая встретить в доме обоих приятелей. Радоваться ли ей после всего, что произошло в ней, когда она почти отказалась от прежнего плана? Волнение сдавило ей грудь и захватывало дыхание. Но она оправилась и быстро вошла в дом, сбросила на руки мальчика свою короткую меховую шубку. Никого не видя в столовой, она смутилась тишиной, царствовавшей в доме: не похоже, чтоб в доме был дорогой гость, – отец позвал бы ее!

– Здесь отец? – спросила она крестника Афимьи Тимофеевны, указывая на комнатку отца.

– Здесь, панья, – ответил мальчик.

Ольга попробовала отворить дверь, но она была заперта изнутри.

– Это я, отец, впусти меня! – откликнулась Ольга на вопрос отца: «Кто там?»

Дверь отворилась, и, мигом окинув комнату своим взглядом, она нашла в ней только Стефана! Руки у нее опустились, она остановилась на пороге, не здороваясь с ним. Она не встречала Стефана приветом, но молча, подозрительно поглядывала то на отца, то на Стефана; опомнясь, она овладела собой, и лицо ее приняло спокойное и сухое выражение, свойственное ей в последнее время. Барановский подошел к ней и ласково поднял одну из рук ее, почтительно поцеловал эту руку; он взглянул на нее невесело, не по-прежнему:

– Я привез одни только письма, взамен Сильвестра… – заговорил он, чтобы объяснить свой приезд.

– Взамен Сильвестра… – проговорила Ольга расстановочно, – так мы его больше не увидим, конечно, – докончила она.

– По воле ректора, – начал Стефан, смущаясь и потупившись, но Ольга не дала ему докончить слов его.

– По воле ректора, Сильвестр остается при монастыре? Вы это хотели сказать? – спрашивала она, произнося все это медленно и с горечью.

– Это верно! И мне тяжело было доставить вам такие вести!

– Разве я не была приготовлена к ним таким долгим молчанием?.. Скажите только: по охоте ли он вступает в монастырь? – спрашивала она, подходя с ним вместе к отцу, сидевшему облокотясь у стола, потупив голову. – Какие еще вести вы получили, отец? Скажите мне, – требовала Ольга.

– Вот два письма: одно от ректора, другое от Сильвестра к тебе, – сказал сержант, подавая ей письма.

– Вы прочли письмо ректора? Расскажите, как он передает вам обо всем? – просила Ольга отца, она не в силах была читать сама письма.

– Он передает так же, как говорит и Стефан, что Сильвестр отказывается от брака и приносит эту жертву ради нового обета вступить в монашество. Но прочти письмо Сильвестра…

Ольга отодвинула от себя лежавшее подле нее письмо Сильвестра, говоря, что у нее нет тайн и что она просит прочесть его вслух.

Сержант прочел письмо, в котором Сильвестр убеждал Ольгу последовать его примеру и отказаться от мира и сует его, поступив в монастырь. Он указывал ей этот – один верный путь к спасению. В письме было всего несколько строк, в нем не упоминалось о прошедшем и не объяснялось никаких причин такой перемены в его убеждениях.

– Вы видели его перед отъездом и он сам отдал вам письмо это? – спросила Ольга Стефана, не скрывая нескольких слез, скатившихся по щеке ее при чтении письма Сильвестра.

– Я видел его на половине ректора; он стоял в его комнате с молитвенником в руках, – начал передавать ей Стефан и рассказал ей все виденное и как Сильвестр избегал всяких разговоров об этом предмете. Ольга слушала, задумываясь и иногда тяжело вздыхая.