Артур Дойл - Убийца, мой приятель (сборник)

Но тут вмешалась старая маркиза.

– Ну что же, прощайте, сударь, – сказала она, вставая. – Покорнейше благодарим вас. Если ваше предостережение не лишено оснований, мы, вероятно, никогда больше не увидимся с вами. Я бы только попросила вас употребить всё своё влияние, прибегнув также к содействию вашего отца, дабы по возможности сократить наше пребывание в тюрьме.

Виконт де Мори низко поклонился и вышел из гостиной. Маркиз дал знак сыну оставаться на месте и сам направился проводить виконта.

– Послушайте, что я скажу, дорогой друг, – произнёс он, заводя гостя в приёмную. – Что касается меня, то я нисколько не сомневаюсь в ваших честных намерениях. Но видите ли, вы в немилости у де Мазана и дам. Он ревнует вас, а они на его стороне.

– Позвольте с вами не согласиться. Отнюдь не все. Иначе с чего бы он стал ревновать ко мне?

– А, вы о мадемуазель. Она не в счёт. Однако послушайте: на свой страх и риск хочу предоставить вам хорошую возможность. Поезжайте с нами. Доверьтесь нашей небезопасной карете. Когда мы благополучно пересечём границу, вы можете поссориться с де Мазаном – вызовите его на дуэль и убейте, если вам так угодно. И тогда вы сможете попытать счастья…

– Вы очень любезны, сударь. Но я связал свою судьбу с Францией. Что же касается кареты, жаль, что вы никак не хотите поверить в опасность вашей затеи. Ах, позвольте, я хотя бы спасу вашу племянницу!

– Это невозможно! – отвернувшись, произнёс маркиз. – Я дал слово де Мазану и при всём желании не могу нарушить его.

– Ужасно! Какое варварство! Жертвовать такой жизнью.

– Ни слова больше. Сюда кто-то идёт. Благодарю вас за ваши добрые намерения. Прощайте.

Виконт де Мори покинул замок. Когда маркиз де Гру вернулся в гостиную, вид у него был усталый и мрачный; казалось, будто он за один миг превратился в старика.

Мадемуазель Леонора де Гру д’Изамбер играла далеко не последнюю роль в замке. Её отец женился – весьма необычный шаг для младшего сына, – и, что ещё удивительнее, женился по любви, на наследнице имения Изамбер. Таким образом он стал владельцем большого поместья с великолепным замком и обрёл полную независимость от родителей. Но фортуна улыбалась ему недолго. Он и его жена умерли в молодом возрасте, а их единственный ребёнок был отдан на попечение бабушке – старой маркизе де Гру.

Леонора, тихая, застенчивая девушка, во всём беспрекословно подчинялась величественной, строгой и властной старухе, что было необычно даже для Франции того времени. Ей прочили в мужья де Мазана, бессердечного салонного фата, который был к тому же на двадцать лет её старше. «Умён, прекрасно воспитан, аристократ, обаятельный человек», – твердили де Гру всякий раз, когда заходила о нём речь. Лишь один маркиз не присоединял своего голоса к хвалебному хору: кое в чём он расходился во мнениях с блестящим кузеном своей жены. Разумеется, открыто несогласие не проявлялось – лишь нет-нет да возникали сомнения: неужели и впрямь можно быть таким алчным, скупым и жестоким и в то же время первенствовать среди людей благородного сословия?

Господин де Мазан ещё не был даже помолвлен с мадемуазель д’Изамбер, но все понимали, что их брак – дело решённое, и одобряли его. Кто, как не шевалье, лучше всех распорядится прекрасными поместьями д’Изамбер? Родственные отношения шевалье с де Гру тоже говорили в его пользу. Леоноре шёл уже девятнадцатый год, и её брак с де Мазаном, возможно, уже состоялся бы, если бы не известные волнения во Франции, которые заметно остудили пыл шевалье.

Замок д’Изамбер находился недалеко от Парижа, в самой гуще революционных событий, и господин де Мазан рассудил за благо подождать, когда волнения улягутся, дабы не обременять себя хлопотами о молодой невесте, поневоле выходящей за него замуж. Её родственники сами позаботятся, чтобы она от него не ускользнула.

А предстоящая эмиграция избавит её от влияния молодого Бернара де Мори. Его отец граф де Мори, ближайший сосед де Гру, никогда особенно не питал к ним дружественных чувств. Его отношение к знати было до того своеобразно, что не вписывалось ни в какие великосветские традиции. Тем не менее до последнего года Бернар часто бывал в замке де Гру; давнишняя детская дружба между ним и Леонорой переросла в некое чувство, не менее нежное и пылкое по причине своей безнадёжности, а также потому, что оно не выражалось напрямую и изъяснялось лишь немногими словами.

Но даже теперь у Бернара были свои союзники в замке, хотя, быть может, и не очень могущественные. Среди них была старая няня Пернэт Флике, носившая некогда на руках мать Леоноры, а затем и её саму. После смерти матери Леонора была доставлена из Изамбера в Гру именно под присмотром Пернэт.

Дочь няни Жаннэт приехала в свите юной мадемуазель и вскоре получила разрешение у маркиза выйти замуж за Люка Бьенбона, дворецкого господина де Мори. Пернэт сразу же не поладила со старой маркизой, которая часто грозилась её уволить, но всякий раз с презрением прощала её: она понимала, что дерзкая, прямодушная старуха-республиканка вряд ли заменима для Леоноры.

– Allez! [104] – говорила маркиза. – Пернэт несёт несусветный вздор, но в душе она добрая. Кому какое дело до неё и её острого языка. Пусть остаётся в замке.

Если бы Пернэт и её дочь взялись отравить де Мазана и отдать юную госпожу в руки Бернара де Мори, они бы сделали это без особенных угрызений совести. Но сладить с многочисленным семейством де Гру им было не под силу, и до последнего времени им оставалось только роптать.

Приготовления к отъезду велись совершенно открыто. Дамы руководили укладкой гардероба, и Пернэт получила распоряжение от маркизы собрать все лучшие платья и драгоценности мадемуазель д’Изамбер.

– Ха! – воскликнула Пернэт. – Хороший подарочек восставшему народу! Мадам изволит – будет исполнено. Только на вашем месте я бы закопала несколько сундуков во дворе замка.

– Чтобы, когда мы уедем, ты их откопала, да, моя дорогая Пернэт? – ответила маркиза де Гру.

– Как вам будет угодно, мадам. Но мадемуазель я не оставлю. Куда она поедет, туда и я, – хладнокровно ответила Пернэт.

– Что я слышу? Ты хочешь отправиться с нами в это опасное путешествие? Нет, серьёзно, ты разве не слышала, что нам предрекают: мы едем прямёхонько на гильотину. Или, по-твоему, виконту де Мори всё это приснилось?

При этих словах сердце Пернэт смягчилось, и она прониклась расположением к старой маркизе. Было видно, что госпожа обратилась к ней как к другу, взгляд её выражал вполне понятную тревогу, но в нём не было ни малейшей тени страха.

– Мадам знает, какие злые у нас в деревне люди. Псы сущие, – проговорила она. – Мне дочь сказывала, а ей муж говорил, что очень опасное это дело. Господин виконт умнее, чем все эти господа. Он знает, о чём говорит.