Лев Толстой - Три «Метели». Новеллы русских классиков

В отличие от публикатора записок Гринева, издатель А.П. прямо не говорит, что приложил к текстам руку, но его голос улавливается в иронических комментариях и шутливых сентенциях: «Нравственные поговорки бывают удивительно полезны в тех случаях, когда мы от себя мало что можем выдумать себе в оправдание».

Издатель А.П. подтрунивает над персонажами («Марья Гавриловна была воспитана на французских романах и следственно была влюблена»); он посмеивается над главным рассказчиком, университетом которого стал сельский дьячок. К Белкину относится иронический эпиграф, взятый А.П. из «Недоросля»: «Он еще сызмала к историям охотник».

Иронизирует издатель А.П. и над читателем, охочим до историй, жаждущим узнать, что произошло той ночью в церкви. Вместо этого рассказчик переносит действие в дом ненарадовских помещиков и предлагает посмотреть, что делается там. «Аничего», – заявляет он. Лишь в самом конце повести читатель узнает, что Марья Гавриловна была обвенчана не с тем.

Издатель А.П. не является альтер эго Пушкина. В «Метели» с ее трехголосным повествованием прямой речи Пушкина нет. Однажды Генрих Ибсен сказал: «Не делайте меня ответственным за речи, произнесенные персонажами моей пьесы». Это положение распространяется на эпическую прозу, в которой автор строит текст от лица вымышленных рассказчиков и говорит их голосами.

Осенью 1830 года, когда были написаны «Повести Белкина», Пушкин работал над статьей «О народной драме» и в ней отмечал, что в трагедии должны говорить «люди минувших дней, их умы, их предрассудки». В повестях заговорили умы и предрассудки дней нынешних.

Разноголосье повествователей создает контрапункт стилей и жанров: в «Метели» перекликаются сентиментализм и романтизм, французский роман, мелодрама и водевиль. Чувствительные герои сентиментализма действуют в авантюрной фабуле французского романа; они сталкиваются с разгулом природной стихии, изображенной в красках романтизма; жертвы случая, подобно персонажам мелодрамы, они в финале разыгрывают водевильную ситуацию «жених своей жены».

В «Метели» много юмора, его сразу заметили читавшие «Повести Белкина» в рукописи (по словам Пушкина, «Баратынский ржет и бьется»). Но переживания главных героев глубоки и серьезны: от них у Марьи Гавриловны открылась сильная горячка, и она две недели «находилась у края гроба», а Владимир с горя ушел на войну. Бурмина мучает его кощунственный проступок, и он остро чувствует свою вину.

В финале замолкают голоса рассказчиков, и слово берут Марья Гавриловна и Бурмин. Повесть заканчивается, как пьеса, сплошным диалогом, за которым следует короткая ремарка: «Бурмин побледнел… и бросился к ее ногам…»

Финал вроде бы счастливый, но в нем нет торжества – звона бокалов и колоколов. Пушкин оставляет героев в состоянии глубокой задумчивости. Это открытый финал, каким заканчиваются все драматургические произведения Пушкина.

В повести Пушкина метель происходит в одном лишь эпизоде; у Соллогуба она начинается в первых строках и заканчивается на последних (то же и в рассказе Толстого). Метель привела на почтовую станцию десятерых путешественников, среди которых оказались молодой гвардейский офицер и женщина редкой красоты – главные герои произведения. Офицер направляется в Петербург на свадьбу брата, где ему назначена роль шафера, а женщина сопровождает бабушку-помещицу в Воронеж на богомолье.

Повесть Соллогуба построена как маленькая пьеса, в которой диалоги преобладают над скупыми описаниями, похожими на ремарки. Развернутое описание дается лишь в экспозиции, содержащей картину метели, этого «фантастического праздника подгулявшей степной зимы». В повести, несомненно, сказался опыт Соллогуба-драматурга, много сочинявшего для театра, главным образом в жанре водевиля, приемами которого он владел в совершенстве.

Водевильность присутствует в обстановке (комната, на брусчатых стенах которой «бегали взапуски с редкой отвагой, расправляя усы, разные насекомые, много известные русскому народу») и характеризует фигуры второстепенных персонажей: капитан, хохочущий над своими плоскими шутками (Capitano, отметим в скобках, постоянный образ итальянской комедии дель арте); жеманная капитанша, огорченная тем, что не надела бархатный бурнус [2] Бурнус – просторный плащ с капюшоном, сшитый из тонкого войлока или бархата. , и ее теперь «не знаю, за кого примут»; визгливая дочка, орущая: «Хочу каши!»; старая дева, «пропитанная уксусом всех возможных обманутых ожиданий». Чисто водевильная сцена – эпизод, в котором постояльцы укладываются на ночлег: десятерым надо разместиться на двух кроватях и одном диванчике. Из арсенала водевиля – упоминаемые в диалогах смешные фамилии: помещица Прохвиснева, княгиня Шелопаева.

Отрезанные метелью от остального мира, главные герои в душной, грязной комнате проводят чудесную ночь, наполненную откровенными разговорами и любовными признаниями. В разговорах и сопровождающих ремарках Соллогуб обыгрывает словесные формулы, почерпнутые из лексикона романтической беллетристики: «холод одиночества», «люблю вас без ума, всеми силами своего существования», «предалась она светлому восторгу, расточила богатую сокровищницу долго замкнутого сердца».

Любовь овладевает героями мгновенно, будто они, подобно Тристану и Изольде, выпили волшебный эликсир, кем-то налитый в станционный самовар. Как и персонажам средневековой легенды, героям повести не суждено быть вместе: женщина замужем. Оба понимают, что, как только метель утихнет, они расстанутся навсегда и друг друга никогда больше не увидят. И тем не менее осознают, что с ними произошло необычайное событие, которое окрасит всю их дальнейшую жизнь.

В прежней жизни обоих одолевала скука. «Я от излишества, вы от недостатка – мы оба дожили до одного, до тяжкой скуки», – говорит офицер. Вспыхнувшее между ними чувство позволило понять, что скука не во внешних обстоятельствах, она закралась в их души, обделенные любовью. На занесенной снегом почтовой станции, среди сопящих и храпящих постояльцев, герои узнали любовь, и радость этого узнавания пересиливает в них горечь разлуки.

В отличие от персонажей Соллогуба, укрывшихся от непогоды на постоялом дворе, герой Толстого находится в метели на всем протяжении рассказа. У Соллогуба метель – фон происходящего; у Толстого – место действия.

В «Метели» Толстого повествование идет от лица безымянного рассказчика, который является главным героем. Рассказ построен как сплошной непрерывный поток его сознания. Все происходящее увидено его глазами; его ушами слышит читатель звуки дороги и разговоры ямщиков. Все перипетии ночного путешествия пропущены через его ощущения и переживания.