Шарлотта Бронте - Джейн Эйр (адаптированный пересказ)

В течение нескольких минут девочки разбились на четыре группы и расселились за четырьмя столами. Меня включили в младшую группу. Перед каждой воспитанницей лежала Библия. Через некоторое время в класс вошли три учительницы, и занятия начались.

Когда окончательно рассвело, зазвенел колокол, созывающий на завтрак, однако запахи из-за дверей столовой долетали совсем неаппетитные.

– Какая гадость! Овсянка опять пригорела! – прошептала одна из старших девочек.

– Прекратить разговоры! – крикнула маленькая несимпатичная женщина, старшая преподавательница, занимая своё почетное место в столовой. Среди учителей не было той, которая встречала меня накануне. Служанка принесла чай для преподавателей, и все принялись завтракать. В отличие от меня, голодной, никто из девочек так толком и не поел, потому что горелая овсянка по вкусу напоминает разве что гнилой картофель. Я выходила последней и видела, как одна из учительниц взяла миску с овсянкой и попробовала. Затем переглянулась с остальными. На лицах у всех отразилось негодование, а полная дама прошептала:

– Разве это можно есть!

Недоразумение уладила директрисса школы, мисс Темпль. Эта была та самая дама, с которой я познакомилась в приемной накануне вечером. Она была молода и красива, очень внимательна и доброжелательна. Мисс Темпль под удивленные взгляды учителей приказала раздать воспитанницам сыр с хлебом.

После того, как все подкрепились, последовало приказание идти в сад. Каждая ученица надела шляпку из грубой соломки с цветными коленкоровыми завязками и серый фризовый плащ. Совершенно несуразный вид! Меня нарядили точно так же, и мы вышли на воздух.

Сад был обнесен высокой оградой.

Я оглянулась вокруг, и мне стало грустно. Может, летом в этом саду и было неплохо, но в этот зимний день, когда под ногами еще хлюпала вода после вчерашнего ливня, особо резвиться не хотелось. Меня привлекала девочка, читающая книжку. Я подошла.

– Интересная книжка?

– Мне нравится, – ответила она после небольшой паузы, рассматривая меня.

– А почему школа называется приютом? – неожиданно спросила я девочку. – Разве она отличается от других школ?

– Это вроде пристанища для бедных сирот: и ты, и я, и все остальные девочки живут здесь из милости. Ты ведь тоже сирота?

– Да, сирота. А разве мы не платим денег? Разве нас держат даром? – За нас платят пятнадцать фунтов в год наши друзья или родственники.

– Почему же тогда – «из милости»?

– Потому что пятнадцать фунтов – это очень мало за обучение и содержание, остальную сумму собирают по подписке у разных добрых леди и Джейнтльменов.

– А кто это Наоми Брокльхерст? – спросила я, прочитав надпись на здании школы.

– Это дама, построившая новую часть дома. Ее сын здесь управляющий. Он казначей и директор.

– Значит, этот дом не принадлежит той высокой даме с часами, которая приказала дать нам хлеб и сыр?

– Мисс Темпль? Если бы! Она отвечает за каждый свой шаг перед мистером Брокльхерстом. Это он покупает нам продукты и одежду.

– Он тоже живет здесь?

– Нет, в двух милях отсюда, в большом доме.

– Он добрый человек?

– Он духовное лицо, говорят, делает нам много добра.

– Значит, высокую даму зовут мисс Темпль. А как зовут других учительниц?

– Ту, с румяными щеками, зовут мисс Смит, она учит нас рукоделью и кройке, потому что мы сами себе шьем платья, юбки и все остальное. Низенькая брюнетка – это мисс Скетчерд, преподает историю, грамматику и занимается со вторым классом, а та, что носит шаль и носовой платок сбоку на желтой ленте, – мадам Пьеро, она из Лилля, из Франции, и преподает французский язык.

В этот момент зазвонили к обеду, и все вернулись в здание. Обед по своим вкусовым качествам был не лучше завтрака. В двух огромных жестяных котлах подали безвкусный картофель с кусочками тухлого мяса. Каждая воспитанница получила довольно внушительную порцию.

Давясь предложенным месивом, я думала: неужели нас каждый день будут так кормить?

Так началась моя учеба.

На занятиях младших учили шить, девочки же постарше изучали английскую историю. Среди них была и моя новая знакомая. Удивительно, но учителя ее постоянно ругали.

– Бернс, неряха! Ты сегодня утром даже ногтей не вычистила! – отчитывала её мисс Скетчерд.

Бернс, к моему удивлению, не оправдывалась, а ведь сегодня не было возможности умыться, так как вода замерзла в тазу. Пока я раздумывала над этим, мисс Скетчерд приказала Бернс принести розги и ударила несколько раз ими девочку по шее. Бернс вынесла пытку без единого крика, чем еще больше разозлила учительницу:

– Упрямая девчонка! – воскликнула мисс Скетчерд. – Тебя, видимо, ничем не проймешь и не исправишь! Грязнуля! Убери отсюда розги!

Когда Бернс вернулась из чулана, я заметила, что она прячет носовой платок, а на ее худой щеке виднеется влажный след от стертой слезы.

Я была озадачена поведением Бернс, поэтому вечером, когда наступил самый приятный момент – час игр, я решила поговорить с ней. Подкрепившись чашкой кофе и ломтиком хлеба, я пробралась между парами девчонок к читающей Бернс. Надо сказать, что она выделялась среди подруг явными успехами в учебе и незаурядными познаниями в литературе и истории. В игровой комнате было тепло, горел камин, у всех было приподнятое настроение.

– Это у тебя «Расселас»? – спросила я, остановившись возле нее.

– Да, – сказала она, – уже заканчиваю.

Через пять минут она захлопнула книгу. Я обрадовалась. Может, удастся её всё-таки разговорить.

– Как тебя зовут?

– Элен.

– Ты издалека сюда приехала?

– Я приехала с севера, это почти на границе Шотландии.

– Ты когда-нибудь вернешься обратно?

– Надеюсь, хотя, кто знает…

– Тебе, наверное, хочется уехать из Ловуда?

– Почему же? Меня прислали в Ловуд, чтобы здесь получить образование. Какой смысл уезжать, не добившись этой цели?

– Но ведь эта учительница, мисс Скетчерд, так придирается к тебе.

– Придирается? Да нет. Она просто строгая: она указывает мне на мои недостатки.

– А я бы на твоем месте ее возненавидела, я бы ни за что не поддалась. Посмела бы она только тронуть меня! Я бы вырвала розги у нее из рук, я бы изломала их у нее перед носом.

– Ничего бы ты не сделала, тебя бы тогда из школы исключили. А сколько неприятностей было бы у твоих родных?! Да и Библия нас учит терпению.

– Но ведь это унизительно, когда тебя бьют! Я младше тебя, но не вынесла бы такого позора. – И все-таки это твоя обязанность – терпеть. Только глупые и безвольные говорят, что не могут чего-то вынести, когда это их крест.

Я была поражена ходом её мыслей, недоступных моему разумению.