Г. Хайнс - Остров Робинзонов

Однако Жанна напомнила ему о неотложных нуждах. В данную минуту самое важное было приготовить обед. Убитого альбатроса притащили к подножию дерева, а потом сложили костер из хвороста, на котором должно было жариться мясо морской птицы, разрезанное на куски. Затем Жан, раздувая зажженный трут, ухитрился развести огонь для этой стряпни под открытым небом.

Жаркое вышло не особенно вкусным: мало того, что мясо альбатроса оказалось грубым и пахло очень неаппетитно, самый способ приготовления был плох, а приправа почти совсем отсутствовала, хотя Жанна вздумала добыть соль, зачерпнув морской воды в широкие листья пальмы и оставив ее испаряться на солнце.

Однако брат с сестрой сочли настоящим пиром эту скудную трапезу и запили ее несколькими каплями рома. Пресной воды у них не было вовсе, так что горло детей пересохло от жажды.

– Погоди, – говорил Жан сестре, чтоб утешить ее немного, – через несколько дней, когда мы здесь обживемся, наша кухня будет лучше, потому что мы заведем нужную посуду. Если море по-прежнему будет так любезно, оно скоро доставит нам все, в чем у нас ощущается пока заметный недостаток. Ведь море обязано позаботиться о своих жертвах после такого жестокого насилия; выбросив нас на этот пустынный берег, оно должно искупить свою вину.

Бедняжка Жанна пыталась улыбнуться, но это было очень трудно; тоска терзала ей сердце, а рыдания подступали к горлу.

В самом деле, положение этих бедных детей, заброшенных на пустынную скалу Атлантического океана, являлось ужасным, и они были лишены всякой физической и моральной поддержки в борьбе за существование.

Теперь, когда они пришли в себя и вернулись к жизни, то хорошо поняли, что их силы слишком ничтожны, и яснее представляли себе страшную будущность, которая все более пугала их.

Но вместе с заботой к ним пришло и серьезное размышление; горькие лишения заставили их оглянуться на прошлое. Дети вспоминали своего отца, благородного и доброго человека, для которого они были единственной отрадой, единственной привязанностью, к которому сами они питали такую горячую любовь, встречая в нем полную взаимность. Брат и сестра были еще малютками, когда лишились матери, и потому эта незаменимая утрата не была так тяжела для детей, как для их отца. Впрочем, доктор Риво старался всеми силами заменить им несравненную материнскую любовь, которая, однако, увы, ничем нельзя заменить.

И он отчасти достиг своей цели. С материальной стороны дети не страдали от этой потери, но относительно сердечных чувств они, пожалуй, выиграли бы, если бы Провидение сохранило дольше ту, которой они были обязаны жизнью. Это несколько отразилось на их воспитании, которое вышло немного небрежным, со значительными пробелами, и в нем чересчур преобладало мужское влияние. Этот недостаток, конечно, более всего давал себя чувствовать в характере Жанны.

Однако молодая девушка была так кротка, так добра и великодушна от природы, что нечего было особенно пугаться ее мальчишеских манер. Время обещало сгладить эти шероховатости и придать ее поступкам и обращению ту мягкость, которая составляет неотъемлемую, почти исключительную прелесть женщины.

В настоящее же время это мужское воспитание не только не могло ей вредить, но даже оказывалось очень полезным. Привычная к телесным упражнениям, к выносливости, решительная и смелая, она служила брату драгоценной помощницей, и оставалось только пожалеть, что роковая случайность кораблекрушения осложнилась для нее переломом руки. Поэтому она грустно говорила, не жалуясь на судьбу ни в чем остальном:

– Мой бедный Жан, вот я осталась безрукой на целый месяц, и ты должен еще заботиться обо мне!

– Ну что ж такое! – говорил славный малый. – Два и один составляют три; там, где хватает на двоих, хватит и на троих, говорит пословица, значит, у нас три руки, чтоб прокормить двух человек. Это еще лучше, чем гласит поговорка.

Они снова забрались на секвойю, но на этот раз внимательно присматриваясь к тому, что происходило вокруг. Жанна, наклонившаяся над дуплом у разветвления, чтоб заглянуть внутрь дерева, тотчас выпрямилась в испуге.

– Ведь я говорила тебе, что там есть другие змеи! – воскликнула она.

Жан наклонился в свою очередь. Беспрерывный шорох, вперемешку с шипением, вырывался из отверстия. Было ясно, что дупло служило жилищем для других змей. Молодой человек заглянул в него ближе, принимая, впрочем, необходимые предосторожности. Потом он поднялся, успокоенный.

– Ты была права, но это не так страшно, как тебе кажется. В этом дупле находится гнездо, и пресмыкающееся, убитое нами вчера, по-видимому, оставило там многочисленное потомство. Надо думать, что треугольноголовые производят на свет живых детенышей подобно нашим ехиднам. Кроме того, это отверстие не настолько глубоко, чтобы в нем могли поместиться две змеи таких размеров, как вчерашняя. Убьем противных гадов, оспаривающих у нас наше жилище, и останемся единственными его обитателями.

Он схватил свое ружье и направил дуло на зияющее отверстие.

– К чему терять понапрасну заряд? – возразила осторожная Жанна. – У нас есть более действенное средство.

– Какое? – спросил немного удивленный юноша.

Вместо ответа Жанна взяла левой рукой бутылку с ромом и откупорила ее зубами.

– Браво, сестрица! – воскликнул Жан. – Если тебе не хватает руки, зато голова у тебя изобретательная. Смелей! Сожжем это отвратительное отродье.

Однако из предосторожности он помог сестре сойти на землю. Потом, зажегши фитиль из трута, предварительно намочив в спирту его конец, чтобы пламя вспыхнуло скорее, он обильно полил ромом внутренность дупла.

Шипение змеенышей сделалось яростным. Жан осторожно поместился на краю дупла, чтоб размозжить ударом приклада первую показавшуюся голову. Тогда быстрым ударом своего ножа он отделил воспламенившуюся часть фитиля, которая и упала в отверстие.

Там поднялся страшный шум. Длинные языки голубого пламени вырвались из дупла, как из трубы, и при его ярком свете Жан увидел, как в дупле прыгали и извивались штук тридцать длинных, нитеобразных тел, которые быстро пожирал неумолимый огонь этого внутреннего очага.

– Прекрасный пунш, – пошутил молодой человек, помогая сестре влезть на дерево, чтобы присутствовать при этом зрелище. – Положим, мы потеряли полбутылки превосходного рома, но я не жалею о нем.

И действительно, не стоило жалеть. Огонь пылал не более трех-четырех минут, поддерживаемый сухим мхом и хворостом, выстилавшим это гнездо мапан, но результат вышел чудесный. Противные гады совершенно изжарились, так что не только не могли вредить больше своим присутствием, но не могли и заражать воздух, предаваясь разложению.