Феликс Дан - Аттила. Падение империи (сборник)

– Но следующий день вознаградил нас за эти передряги, – добавил Максимин. – Мы достигли поместья вдовы умершего Бледа.

– А кто это такой?

– Брат Аттилы, разделявший с ним трон, но умерший в молодые годы.

– Но вдовы его мы не видели: Аттила запретил ей разговаривать с мужчинами.

– Вероятно, у него есть на то свои причины, – сухо заметил ритор.

– Однако она пригласила нас в один из своих домов, послала нам в изобилии всякой пищи и – по обычаю гуннов – прекрасных рабынь.

– Мы охотно приняли кушанья, с благодарностью отклонили живые дары и послали вдовствующей царице в подарок три серебряные чаши, несколько теплых одеял из красной шерсти, индийский перец, финики, византийское печенье и другие лакомства, до которых так падки все женщины. Потом, пожелав ей благословения свыше, снова пустились в путь. Однажды нам пришлось свернуть с удобной военной дороги, которая была к тому же наикратчайшей, и пробираться окольными путями по степным проселкам. И все потому, что нам приказали очистить дорогу для одного посольства от подвластного Аттиле народа. Кажется, то шли послы германского племени гепидов.

– Да, это одна из больших групп храбрых готов, – пояснил Приск. – Когда же мы стали возражать против такого распоряжения, то гунны, пожимая плечами, ответили нам: «Если ваш император покорится великому Аттиле, то и его посланникам будут оказывать больше чести!» Вот так. Это было неделю тому назад. С тех пор с нами не случилось ничего примечательного.

– А что заставило вас отправиться из Равенны в царство гуннов? – спросил патриций.

– Та же самая горькая необходимость, что и прежде! – отвечал Ромул. – Только она облекается во все новые формы. Жестокий враг знает наши слабости и свою силу, и не устает злоупотреблять собственным превосходством, чтобы притеснять нас, изнурять налогами, унижать и мучить.

– Он не упускает ни малейшего повода насолить нам, – прибавил префект.

– На этот раз все дело в двух жалких золотых чашах, ради которых комес и префект Норикума были вынуждены отправиться в эти степи и терпеть всевозможные унижения.

– Один римлянин, по имени Констанций, подданный Аттилы, во время осады Сирмиума гуннами получил от городского епископа золотые церковные сосуды, чтобы выкупить из плена самого епископа и других граждан, если город не устоит против неприятеля. Так и произошло: Сирмиум пал. Однако римлянин нарушил свое обещание: он увез сосуды в Рим и заложил их там богатому меняле Сильвану. После этого, как ни в чем не бывало, Констанций вернулся обратно к Аттиле. Тот, узнав о мошеннической сделке, приказал распять его и теперь требует от нас…

– …выдачи Сильвана, который будто бы присвоил себе или утаил золотые сосуды, принадлежащие к числу добычи, захваченной после разгрома Сирмиума и, следовательно, являющихся собственностью Аттилы.

– Как же мы выдадим совершенно неповинного человека?

– А между тем царь гуннов угрожает нам войной в случае отказа.

– Он мог выступить против вас в поход даже и тогда, если бы ему вдруг не понравился нос вашего императора, – иронично заметил Приск.

– И мы вынуждены умолять варвара, унижаться перед ним, стараясь задобрить его дарами, чтобы он отказался от своего чудовищного требования!

– А так как и наша миссия настолько же унизительна, – с глубоким вздохом произнес Максимин, – то будем терпеливо переносить вместе ожидающий нас позор.

– Да, но иметь сотоварищей в подобном несчастье вовсе не утешительно, вопреки словам поэта.

– Равенна и Византия покрыты одинаковым позором!

– Однако лампа наша догорает… Постараемся заснуть, – посоветовал благоразумный Приск. – Пусть нам приснится былое величие Рима и благодатный сон принесет нам забвение от безотрадной действительности!

Спустя трое суток оба посольства, соединившиеся в дороге, прибыли к жилищу Аттилы или, вернее, к его главному лагерю, который прославлялся гуннами, словно земная обитель богов.

Просторно разбросанный поселок, состоящий из множества больших и маленьких деревянных домиков, с плоскими крышами и наружными галереями, был лишен каких-либо земляных и иных укреплений. Еще издали можно было различить дом Аттилы – посреди множества бараков и походных палаток он был, как пчелиный улей, окружен несметным роем снующих туда и сюда конных и пеших гуннов, для каждого из которых было величайшим счастьем лицезреть хотя бы снаружи жилище своего могущественного и всесильного владыки.

Эдико с трудом очистил дорогу в этой тесной шумной толпе приезжим римлянам и довел их до «первого кольца стражи», так как круглое здание дворца Аттилы было опоясано одиннадцатью, постепенно суживающимися кругами гуннских, германских и сарматских воинов, численностью в несколько сот человек. Они были расположены настолько близко друг к другу, что могли взяться за протянутое напарником копье. Между ними не смог бы пробраться незамеченным даже юркий хорек или хитрая кошка.

Дом был обшит необыкновенно гладко выструганным и ярко блестевшим тесом, а также окружен полированными круглыми щитами в человеческий рост. Эти щиты не предназначались для обороны, они просто служили украшением. Над входными дверями развевались пестрые флаги, в которых преобладал желтый цвет; здесь стоял последний из одиннадцати кругов вооруженной стражи.

На западной и восточной стороне дома возвышались деревянные башни с резьбой. На ярком солнце изумительно сияли березовые украшения, покрывающие все здание. Стены также были разрисованы алыми рисунками, изображающими уродливые фигурки людей, лошадей, волков, драконов и змей. Эти карикатурные фигуры не отличались замысловатостью и шли правильными рядами, в виде каких-то примитивных, фантастических узоров.

Дворец был окружен полуоткрытой колоннадой, но вместо каменных круглых колонн крышу поддерживали четырехугольные деревянные столбы, тщательно обструганные, гладко выскобленные и довольно искусно расписанные разноцветными красками.

Ближайший к дворцу дом принадлежал Хелхалу, маститому советнику и поверенному Аттилы, который служил верой и правдой еще отцу знаменитого завоевателя. После царского жилища это было самое богатое здание, но без украшений и башен по бокам. Вся постройка была также деревянная, так как достать в степи иной строительный материал не представлялось возможным. Даже строевой лес доставляли издалека и с большими сложностями.

Единственным каменным зданием во всем селении была громадная баня, построенная всесильным владыкой по просьбе одной из его бесчисленных жен, красавицей-римлянкой. Греческий архитектор, взятый в плен гуннами после разгрома Сирмиума, возвел эту постройку по греческому образцу из красного мрамора, причем тысячи рабов трудились многие годы над доставкой мраморных глыб из южных стран.