Шарль де Костер - Легенда о Тиле Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, их приключениях отважных, забавных и достославных во Фландрии и других странах

При этом сообщении Ламме опечалился. Он смотрел на бобы и уксус. А жаворонки с пением поднялись ввысь, и природа отдалась ласкам солнца. И Катлина, тыкая ложкой вокруг горшка, подбирала белые бобы, зелёные горошины и подливу.

Около этого времени, среди бела дня, пятнадцатилетняя девочка шла через дюны из Гейста в Кнокке. Никто не боялся за неё, так как все знали, что оборотни и души осуждённых на муку адскую нападают только по ночам. Она несла в кошельке сорок восемь серебряных су, всего на четыре золотых флорина, которые её мать, Тория Питерсон, проживавшая в Гейсте, задолжала за одну покупку её дяде, Яну Рапену, проживающему в Кнокке. Девочка, по имени Беткин, надела своё лучшее платье и весело пошла в путь.

Когда она не вернулась к вечеру, мать встревожилась, но, решив, что девочка осталась переночевать у дяди, успокоилась.

На другой день рыбаки, возвратившиеся с уловом с моря, вытащили на берег и перегрузили здесь свою рыбу на повозки, чтобы продать её гуртом с торгов на рынке в Гейсте. Подымаясь по дороге, покрытой ракушками, они нашли на дюне раздетый – даже без рубашки – и ограбленный труп девочки, лежащей в крови. Подойдя ближе, они увидели на её прокушенной шее следы длинных острых зубов. Она лежала на спине; глаза её были широко раскрыты и устремлены в небо, изо рта, тоже раскрытого, как будто вырывался предсмертный крик.

Покрыв тело девочки плащом, они понесли его в Гейст в общинный дом. Здесь собрались старшины и подлекарь, который объявил, что это не просто волчьи зубы, а зубы weer-wolf’а, злого оборотня, принявшего вид волка, и что надо молить Господа, чтобы он избавил землю Фландрскую от этой напасти.

Во всём графстве, особенно в Дамме, Гейсте и Кнокке, были установлены особые церковные службы и молитвы.

И народ со стенаниями наполнял церкви.

И тело девушки было выставлено в гейстской церкви, и мужчины и женщины рыдали при виде этой бедной окровавленной и истерзанной шейки. И мать кричала в церкви:

– Я пойду на этого оборотня и загрызу его своими зубами.

И женщины плакали и подбивали её сделать это; но некоторые говорили:

– Ты не вернёшься домой.

И она отправилась с мужем и двумя своими братьями. Все были хорошо вооружены и разыскивали волка на берегу, на дюнах и в долине. Но они не нашли его. И мужу пришлось отвести её домой, так как в холодные ночи она простудилась; они ухаживали за ней и чинили сети для ближайшей ловли.

Комендант города Дамме, рассудив, что оборотень в образе волка – это зверь, живущий кровью, но не грабящий мертвецов, заявил, что он, очевидно, привлекает по своим следам бродяг, которые рыщут по дюнам, чтобы воспользоваться гнусной добычей. Поэтому он созвал колоколом всё население и повелел всем и каждому запастись оружием и палками, преследовать всех нищих и бродяг, забирать их и обыскивать, нет ли в их карманах золотых дукатов или чего-нибудь из платья убитых. Затем здоровых нищих и бродяг надлежит отправлять на королевские галеры, старых же и больных отпускать на волю.

Но из поисков ничего не вышло.

Уленшпигель отправился к коменданту и заявил ему:

– Я убью оборотня.

– Откуда у тебя такая уверенность? – спросил тот.

– Пепел Клааса стучит в моё сердце, – ответил Уленшпигель. – Дайте мне разрешение работать в общинной кузнице.

– Изволь, – сказал комендант.

Уленшпигель отправился в кузницу и, ни слова не говоря никому, ни мужчине, ни женщине, о своём намерении, тайно выковал там отличный большой капкан для ловли диких зверей.

Следующий день, суббота, был излюбленным днём оборотня. Уленшпигель вышел из Дамме. У него было с собой письмо коменданта к священнику в Гейсте, а под плащом он нёс капкан; кроме того, он захватил с собой хороший самострел и острый нож. В Дамме он сказал:

– Пойду настреляю чаек и из пуха их сделаю подушку для госпожи комендантши.

По пути в Гейст он вышел к берегу, где море грохотало, как гром, ударяясь волнами о землю, и ветер, несясь из Англии, завывал в снастях прибитых к берегу судов. И один рыбак сказал ему:

– Погибель наша – этот скверный ветер. Ещё ночью море было совершенно спокойно, но с рассвета вдруг разбушевалось. Нельзя выехать на ловлю.

Уленшпигель был доволен, так как теперь был уверен, что ночью есть кому прийти к нему на помощь, если понадобится.

В Гейсте он направился к священнику и передал ему письмо. Священник сказал ему:

– Ты молодец; но знай, что, кто бы ни ходил в субботу ночью в дюны, его находят на песке мёртвым. Рабочие, починяющие плотины, и прочие ходят по нескольку человек. Уже темнеет. Слышишь, как воет weer-wolf в своём углу? Неужто он, как и накануне, всю эту ночь будет выть так ужасно на кладбище? Да благословит тебя Господь, сын мой, но лучше не ходи.

И священник перекрестился.

– Пепел стучит в моё сердце, – ответил Уленшпигель.

– Ну, если ты так исполнен мужества, я помогу тебе.

– Отец, – сказал Уленшпигель, – вы бы сотворили благое дело и для меня и для бедной округи, доведённой до отчаяния, если бы вы отправились к Тории, матери убитой девушки, и к её обоим братьям и сообщили им, что волк поблизости и что я решил подстеречь и убить его.

Священник ответил:

– Если ты ещё не знаешь, на какой дороге тебе его ждать, то стань на той, которая ведёт к кладбищу. Она проходит меж двух живых изгородей. Два человека не могут на ней разойтись.

– Там и буду поджидать, – сказал Уленшпигель, – а вы, отец, благородный сотрудник в деле освобождения, прикажите и повелите матери девушки, её мужу и братьям быть в церкви хорошо вооружёнными, прежде чем пробьёт вечерний колокол. Если они услышат, что я закричал чайкой, значит, я видел оборотня. Тогда пусть они ударят в набат и прибегут ко мне на помощь. Есть ещё смелые люди?

– Нет, не найдётся, сын мой, – сказал священник. – Рыбаки боятся оборотня больше, чем чумы и смерти. Ах, не ходи туда!

Уленшпигель ответил:

– Пепел стучит в моё сердце.

– Я сделаю по-твоему, будь благословен, – сказал священник. – Хочешь пить или есть?

– И пить и есть, – ответил Уленшпигель.

Священник дал ему пива, хлеба и сыра. И Уленшпигель поел, выпил и пошёл.

И, идя своей дорогой и подняв глаза, он видел, как сидит его отец Клаас в сиянии подле Господа Бога в небесах, озарённых блеском месяца; он смотрел на море и тучи и слушал завывания ветра, дувшего со стороны Англии, и говорил:

– О чёрные тучи, так стремительно несущиеся, повисните, как месть, на ногах убийцы. Ты, грохочущее море, ты, небо, омрачившееся, как пасть преисподней, вы, волны, скользящие своими пенистыми гребнями по мрачным водам и яростными нетерпеливыми толчками сотрясающие друг друга; вы, бесчисленные огненные звери, быки, барашки, кони, змеи, несущиеся по течению или, поднявшись, изрыгающие огненный дождь; ты, чёрное-пречёрное море, ты, скорбью омрачённое небо, придите все и помогите мне справиться с оборотнем, злым убийцей молодых девушек. И ты, ветер, жалобно завывающий в зарослях дюн и в корабельных снастях, ты – голос жертв, взывающих к Господу о мести, о том, чтобы он был мне помощником в моём замысле.